Помилованные бедой

— А что помешало?

— Деревня! Поехала к подружке, а там свора собак. Анжелу всю искусали. Когда ее, испуганную, искусанную, доставили в больницу, было поздно, прошло три дня, а надо сразу. Так вот и поехала крыша. От страха иль инфекции с собачьих зубов, только изломана у девчонки целая судьба. Вылечить ее невозможно. Анжелу изматывают приступы. Они стали слишком частыми и валят с ног. А девчонка даже в бессознании зовет своего художника, тянет к нему руки и верит, что он к ней придет. Вот здесь уже не помочь. А жаль!..

Утром Иван Петухов начал обход больных, но его вызвали к главврачу.

Там уже сидела Елизавета Николаевна.

— Вы осмотрели Римму? — спросил Бронников. И попросил: — Извините, что вклиниваюсь в ваш распорядок дня, но очень прошу, пригласите Римму и придите сами. Вы ее лечащий врач. А потому без вас не обойтись.

— Римма! Пройдемте к главврачу!

— Зачем? — насторожилась женщина.

— У него в кабинете ваша мать…

— Что?! — Глаза чуть не выскочили из орбит. — Нет! Не пойду! Только не это! Лучше сдохну!

— Римма! Девочка наша! Все хорошо! У тебя прекрасная мать! Она все правильно поняла. Елизавета Николаевна сильная личность!

— Да уж! Мне ль не знать? Как пизданет по башке за все, чем накроюсь? Она не я! Ее оба корпуса не удержат. Ведь во всем виновата только я!

— Рим! Не самоедствуй! Пошли!

— Нет! Как в глаза ей гляну, такую кашу заварила! — плакала баба.

— Ну хватит! Подбери сопли! Никакой каши! У тебя ребенок? Ничего! Вдвоем с бабкой поднимете Оксану на ноги.

— Как она там? Здорово матерится?

— Пока ни слова такого не слыхал!

— Значит, все впереди! Пока пар не выпустит, она опасна!

— Ладно тебе! Более страшное пережила. Пошли. — Подал руку женщине. Та встала, одернула халат, кое-как причесалась и вышла в коридор следом за врачом.

— Проходи, Римма! — пригласил главврач.

— Ну что, мартышка моя? Обожгла жизнь твои бабьи прелести? Глянь, на кого похожа стала! Морда суслячья, транда овечья, жизнь не человечья! Как же вляпалась в это говно? Ведь говорила тебе, дуре! Уперлась, как сука в течке, поскакала за этим козлом! Он же гнус гнилой, даже издали на мужика не смахивает. С чего на него закипела? Сколько классных мужиков к тебе липли! Не-ет! Потянуло на кучу! Эх ты, шибанутая! Да я такому, как твой замухрышка, через ватное одеяло свою хварью не дам понюхать, хоть и старуха! Это ж оно! Жертва бракованного гондона! Таких меж ног в клещах давить надо! Выкидыш макаки! Гнойник старой бляди! Как ты пустила его на себя? Этого крысенка мизинцем можно зашибить насмерть! Ни одна путевая не решится хахалем назвать этого лысого мудака, а ты его мужем приняла! Совсем идиотка! Лучше б ты каждый день меняла мужиков, чем признала это чмо! Его даже в ночи стыдно показать городским бомжам, я уж не говорю о порядочных людях.

— Мам! Ну хватит тебе!

— Молчать, сучонка! Не то и с тобой управлюсь, как с тем козлом!

— А что с ним сделала? — побледнела Римма.

— Тебя не спросила!

— Мама! Он отец Ксюши!

— Хо! Внучка — моя кровь! Она уже дома! И я ее больше от себя не отпущу ни на шаг! Нельзя паскудам детей доверять! Ты глянь, в чем она была у них одета. Девчонка, а в халате, как старуха! В сандалях, какие свекруха в детстве таскала! Ни трусишек, ни майки, ни носков! О джинсах забыла! Те сережки с бриллиантами, что я купила ей, старая хивря в свои лопухи вдела! Ну что ты скажешь? Я навела там шорох за все разом! Всякий месяц на Оксанку по штуке баксов давала, а они вот так?

Бронников и Петухов удивленно переглянулись. Римма, покраснев, опустила голову.

— Мам, с кем дочку оставила?

— Она с Тарасом в машине сидит. Ждет.

— А что с Андреем и свекрухой?

— Живы покуда! Когда с них свое выдавлю, решу, что с ними сделать. Но сухими от меня не выскользнут. Это как Бог свят! Чтоб над тобой, сиротиной, столько глумиться безнаказанно? Да ни за что! И слышь, чтоб я твоих соплей по им больше не видела! Не то учуешь, что такое моя левая.

— Мам! Ну не грози!

— А я и без угроз вломлю. Наперед авансом, чтоб знала, кому подставилась! Да будет тебе багроветь! Правду тебе высказала, транда кикиморья! Садись и слушай, как тебе дышать нынче! К этим тебе пути нет. Со мной жить станешь! И без споров мне! Весь третий этаж — твой! А остальное — наше с Ксюшкой. Сама, коль захочешь, хоть сутками с нами, к тебе без разрешения никто не поднимется. Двоих охранников отдам для твоего покоя. И еще! С работы тебя этот козел уволил, сказал, что ты неизлечимая! Будешь на нас работать. Не нанимать же человека со стороны, если своя дочь отменный бухгалтер?

— Если доверишь, конечно, — зарделась Римма, зная привередливость и подозрительность матери.