Йойо и Май неподалеку разговаривали со студентами. Ники подошла к ним и отвела в сторону.
— На проспекте резня. Я не могу это тебе объяснить, но я знаю, что надо сделать, — коротко сказала она. Порывшись в сумочке, вынула конверт с деньгами и сунула его в руки Йойо. — Ты должен взять их.
Йойо уставился на нее.
— Но Кли обещай покупать билеты…
— Не спорь, Йойо, бери, — ответила Ники. — Завтра будет страшнее, чем сегодня, и мне спокойнее при мысли, что деньги у тебя. Если что-нибудь случится, если мы расстанемся, если мы вынуждено уедем из Пекина без вас, отправляйтесь в Гонконг. Мы остановимся в отеле «Мандарин». Вы найдете нас там.
Йойо кивнул и положил деньги в карман.
— Спасибо, — произнес он. — Я понимать. У меня есть паспорт. У Май есть паспорт. Все о'кэй, Ники.
— Надеюсь.
Ники огляделась и пристально посмотрела на Йойо.
— Что происходит на площади?
— Мало-мало. Очень тихо. Вуер Кайси говорить. Сказать: это правительство против народа. Сказать, китайцы должны пожертвовать себя. За красивый завтра.
Ники покачала головой.
— Студенты не должны оказывать сопротивление солдатам. Если вы останетесь — не лезьте в драку.
Йойо кивнул.
— Я понимать. Цай Лин сказать то же.
— Она выступала?
— Да. Она сказать: мирная сидячая забастовка. Студенты остаются сидя. Армии не сопротивляться.
Не отводя взгляда от Йойо, Ники продолжила:
— Послушай меня. Эти солдаты — не вчерашние новобранцы. Это беспощадные служаки.
— Наверно, Двадцать седьмой армия. Они непреклонны. Плохо. Но все быть о'кэй. Не волнуйся, Ники.
— Но я волнуюсь, — вздохнула она.
— Здесь люди из Рабочей федерации. Они приходить защищай студенты, — объяснил Йойо.
— Я думаю, вы бы и сами себя защитили, покинув площадь, — сказала Ники. Но она знала, что Йойо и Май будут стоять до конца, и если Май не вполне понимает опасность, то уж Йойо осознает ее. Как и большинство ребят на площади, они были во многом совершенно бесхитростны.
К ним подбежал всклоченный Кли.
— Это ужасно… нет слов, ей-богу… — пробормотал он.
Ники притронулась к фотоаппарату у него на шее.
— Пока цел, я вижу.
— Они слишком заняты расстрелом безоружных людей, чтобы думать о какой-то камере!
Подошел Арч и, обняв Ники за плечи, попросил ее:
— Джимми и Люк собираются ненадолго вернуться в гостиницу. Ступай с ними. Ты уже здесь несколько часов.
— Я так и сделаю, — ответила она. — В любом случае мне надо подготовить кое-какие записи к вечернему репортажу и приготовить вступление. Вернусь примерно через час.
— Не спеши, — бросил Арч. — Уж поверь, эта потеха будет длиться всю ночь.
5
Как и другие журналисты, Ники на протяжении нескольких последующих часов еще не раз возвращалась на площадь Тяньаньмэнь.
В прилегающих кварталах царил хаос. Хотя военных вокруг было полно, народу на улицах не убавилось. Ники даже казалось, что люди продолжали подходить. На проспекте Чанань на каждом шагу валялись перевернутые грузовики и брошенные велосипеды, там и тут ночное небо прорезали языки огромных факелов — озлобленные и потрясенные жители подожгли еще несколько танков и бронемашин.
В непосредственной близости от отеля «Пекин» картина была еще ужасней. Здесь вперемешку валялись раненые, убитые и умирающие. Обезумевшие от горя, плачущие, перепачканные в крови пекинцы отчаянно пытались развезти пострадавших по больницам и моргам. Носилки делали из всего, что попадалось под руку. Ники видела даже сорванную дверь телефонной будки, привязанную к двум металлическим трубам. Перевозили людей также на велоколясках и тележках. Большинство пострадавших было отправлено в больницу Сиехэ, расположенную неподалеку от проспекта Чанань, на одной из улиц позади отеля «Пекин».
Сама же площадь, когда Ники вернулась туда 4 июля в три сорок пять утра, казалась достаточно спокойной. Однако уже через несколько минут напряженность, которой было пропитано все вокруг, стала буквально осязаемой. Страх все сгущался.
Войска уже были на площади и заняли позицию в дальнем ее конце.
Около статуи Богини демократии Ники увидела строй солдат. Глаза их были холодны. Они беспощадно смотрели на площадь, сжимая в руках оружие, готовые по первому слову пустить его в ход против народа.
Ники подошла к Кли, который слонялся у памятника. Он рассказал ей, в каких местах на крыше Музея истории Китая в западной части площади расставлены пулеметы.
— Ну, так ведь они мастера своего дела! — В голосе Ники звучал сарказм. Она увидела, что некоторые студенты у памятника что-то пишут, и дернула Кли за рукав.
— Что они делают?
Кли посмотрел, куда она указывала, и кивнул.
— Йойо говорил, что они пишут свои требования.
На глаза Ники набежали слезы, судорогой свело горло, и она отвернулась, чтобы сдержаться: чем страшнее происходящее, тем рассудительнее ей надлежит быть.
Кли заметил ее состояние и слегка обнял.
— Мы живем в паршивом мире, Ник, и ты это знаешь не хуже других.
— Ох, Кли, с некоторыми вещами все же трудно смириться.
— Согласен.
Она чуть улыбнулась, а затем произнесла бодро:
— Что ж, наша работа — смотреть, чтобы рассказать об увиденном всему миру. Где Йойо?