Помни имя свое (СИ)

Они были в одном из зданий рядом со скоростным шоссе Хеммат, отсюда раньше был отлично виден международный торговый центр, частью которого была высотная телебашня Миллад. Сейчас — все это рухнуло, башню подрубила под корень американская ракета или бомба, и она упала, причем упала не в сторону парка — а как раз в сторону шоссе Хеммат. Это выглядело как шрам от удара саблей, как рубец на теле древнего города. Завалы не разобрали и непонятно, будет ли кто-то это делать…

Американцы расплатились за Всемирный торговый центр. Bien [44]Вот только они забыли, что дикий Восток — это не дикий Запад. Здесь месть может длиться столетиями…

— Саламат бауш [45]…

— Аль хамидулла Ллаху — ответил генерал на том же языке — благодарение Аллаху…

Человека, который вошел в комнату — он знал. Невысокого роста, худощавый, загорелый и морщинистый. Его коллега, занимает серьезный пост в Этелат-е-Сепат, разведке Корпуса Стражей исламской революции. На одной из его рук не было двух пальцев, указательного и среднего, это было заметно при рукопожатии. Сартип довом Амлаши, звание на одну ступень младше — соответствует пакистанскому «бригадир», бригадный генерал, которое и сам Шариф носил довольно длительное время. В колоде карт [46], которую уже отпечатали для Ирана — валет червей, это очень высокое место…

— Наблюдаете?

— Да.

— Аллах свидетель, они расплатятся за это.

— Иншалла — произнес пакистанский генерал слово, которое могло таить в себе десятки разных смыслов и значений…

— Мы… рады приветствовать вас на… иранской земле… генерал. Кстати… поздравляю с назначением…

Очевидно, что информация шла в обе стороны…

По традиции — в Иране разговор никогда не начинался прямо, никто никогда никого ничего не спрашивал прямо — спросить прямо было все равно, что кефасат… сквернословие, ругательство. Но здесь, в построенном еще при Пехлеви здании, вознесенном над столицей не сдающейся на милость победителю страны — говорить о здоровье кого-то там… о семье не хотелось…

— У меня есть послание.

— Где оно?

Генерал Шариф показал пальцем на свою голову.

— Здесь. Я должен передать это послание только высшему руководству страны…

— Для вас я — высшее руководство страны.

— Это не так.

Ни пакистанец, ни иранец не хотели уступать — это было бы потерей лица.

— Это послание — ключ к будущему вашей страны — сказал Шариф — не позволяйте гневу господствовать над разумом…

— Наше будущее в руках Аллаха… моментально ощетинился сартип — какое будущее можете дать вы, исходящие страхом перед большим сатаной…

— Нашу страну — Большой сатана бомбить не осмелился…

Ни один, ни другой — не заметили вовремя, как открылась дверь…

— Эфенди…

На пороге — в мятой, потрепанной военной форме и с отросшей бородой стоял полковник разведки Генерального штаба НОАК Джозеф Ли…

Дарьябан [47]Али Мортеза Сафари командующий частями КСИР встретил их в стеклянном небоскребе банка Меллат в центре города. Здание тоже выглядело почти не пострадавшим, около него было подозрительно тихо.

Когда они ехали — в одной — единственной скромной машине — генерал продумывал, что и как он должен сказать. Продумывал заново — потому что присутствие Ли означало интерес Китая, основного экспортного и импортного партнера Ирана, не присоединившегося к санкциям. И в чем бы не был его интерес — Китай найдет, как его обеспечить…

— Саламат бауш.

Адмирал кивнул в знак ответного приветствия. Он был полной противоположностью Амлаши — высокий, дородный, с короткой бородой. Фанатики его считали предателем, ведь именно он — стоял во главе переворота, когда КСИР, корпус стражей исламской революции, предназначенный для того, чтобы контролировать армию — объединился с ней и поделил власть, причем так, что места для аятолл, привычного тепленького местечка — для них не сталось.

— Я прибыл сюда для того, чтобы передать Салама не только от себя лично, но и от всего пакистанского народа, Аллах свидетель. Шииты мы или сунниты — Аллах един.

— Слова про единого Аллаха — я услышу во время пятничного хутба — сказал адмирал — полагаю, Аллах не разгневается на нас, если мы перейдем к делу.

— Аллах — жестоко карает нас за распри. За то, что мы ставим собственные амбиции выше веры. За то, что мы поднимаем руку на правоверного брата, в то время как неверные стоят обеими ногами на земле правоверных, в то время как они совращают наших женщин и наших детей. Разве не сказано про нынешние времена: вас будет много, но вы будете слабее морской пены, потому что Аллах удалит из ваших рядов единство и бросит в ваши сердца вахн [48].

Дарьябан поднял палец.

— Что вам нужно? Конкретно?

Генерал Шариф улыбнулся.

— Нефть.

— Но у нас нет нефти. Сейчас у нас нет ничего.