Джеймс, семь лет в общей сложности отпахавший в Ираке и Ливии, выросший с обычного статик-гарда до начальника смены — видел на горизонте только то, что очередные завшивленные подонки и скотоложцы взбунтовались и сейчас громят свой дом и убивают последние остатки цивилизации, которые привнесли русские на эту землю. Семь лет на Востоке здорово дали ему по мозгам — и он теперь считал русских если и не друзьями, то хорошими парнями, с которыми можно иметь дело, а угнетенные народы просто ненавидел. Втайне от всех он желал, чтобы русские пришли сюда с танками и проехались гусеницами по этой исламистской нечисти, напалмом выжгли ваххабитскую заразу. Потому что — здесь нефть и газ и если этого не сделают русские, это придется делать им и немало хороших, чертовски хороших парней заплатят жизнями за черное золото этой земли. Но он не сказал этого, а вместо этого сказал:
— Да, сэр…
Человек повернулся и пошел в дом — даже не подозревая о перекрестье прицела, которое неотступно следило за ним.
Русские — группировались в садовом товариществе, примерно в километре от целей. Выставили дозоры, снайперов, не сходили с машин. Очень к месту сейчас были строительные самосвалы — борта высокие и кузов не каждая пуля пробьет. Водилы завешивали кабину бронниками, в кузов несколько стрелков и вперед…
Полковник — достал из кармана на спинке сидения телефон, размером с сотовый, но с большой, длиной с сам телефон и толстой трубкой, набрал длинный номер.
— Дежурного… Чернов это… — сказал он — прошел пятый поселок, вышел к садовым участкам. В поселке, в жилгородке — духи, легкое оружие, гранатометы, передвигаются на легковых и грузовых машинах, брони нет. Не менее пяти тысяч штыков только у самой дороги. Что по обстановке в западной части?
— Принято — сказал дежурный, помечая местоположение полковника, занимающегося лишь активной — по обстановке в западной части выводы сделать пока трудно. Но достоверно установлено: бронегруппа майора Зимина прорвалась к перекрестку Акушинского и Имама Шамиля, сейчас они заняли здание больницы и ведут бой. Вторая группа — Полежаева — ведет бой за станцию Махачкала — Сортировочная.
— Что с Зенитом?
— Он попытался прорваться в юго-восточную часть города в обход, оторвался от группы Зимина. Последний сеанс десять минут назад, доложил, что ведет бой. Сейчас подойдут вертолеты на помощь, будем деблокировать.
Твою мать…
— Для меня приказы есть?
— Никак нет, товарищ полковник.
— Добро. Связь через полчаса, отбой.
Полковник бросил спутниковый туда, где он был до этого.
— Свяжись с Зенитом.
— Тащ полковник, связи с ним нет.
— По сотовому набери, что ты как маленький!
Боец — начал тыкать по виртуальным клавишам. Телефон жалобно попискивал.
— Ага, Зенит, это Шквал, почему не выходите на связь?! Шквал главный на связи…
Полковник взял трубку.
— Зенит, что там у тебя творится?
— Товарищ полковник… — в трубке был слышен гулкий грохот, такой бывает в БТР, если стрелять через бойницы — нас блокировали, ведем ответный огонь. Подорвали головную машину, фугасом.
— Твою мать, у тебя Тайфуны
[60]!— Пробовали обойти, машину перевернули! Ждем саперов!
— Твою мать, Миша — потеряв терпение, закричал Чернов — ты меня без ножа режешь! Как хочешь, выдвигайся, решай там! Хочешь, через лес, прямиком, хочешь, дома тарань!
— Есть…
Полковник бросил трубку, не нажав отбой.
— Твою мать!
Зенит оторвался от основной группы не просто так — он был не только офицер Нацгвардии, но и русский, член Союза Офицеров, как и сам Чернов. Восемь бронированных по самое не хочу машин, рота спецназа Нацгвардии — чтобы взять этих недоумков тепленькими и в зародыше подавить мятеж. И все впустую.
— Товарищ полковник…
— Что?!
Дверь держал открытой боец, прошедший вторую Чечню, теперь охранник у Лукойла.
— Мы решили… — боец замялся и добавил — мы решили атаковать.
— Ты охренел? Там две коробочки, до сотни духов!
— Все равно, товарищ полковник. Мы — решили атаковать…
— Сколько вас? Все подошли?
— Все кто есть. Сто двадцать человек.
Витек — никогда не прикидывал, что будет именно так. Что придется — участвовать в бою, убивать людей. Прямо так убивать, своими считай руками, видеть кровь, разваленные головы и знать, что это сделал ты. Тогда он еще держался — но сейчас уже начало трясти.