Помни обо мне

Они стали встречаться. Почему-то ей было немного стыдно. Встречи были их тайной. Они ходили в театр, а перед этим Таня прочла ужасную книгу про Марию Стюарт, и в театре она сказала какую-то глупость, и от стеснения, прощаясь, позволила себя поцеловать и сама поцеловала Юру. И даже ходила в кафе, и пили вино, и танцевали, а потом мама била ее по щекам, и Таня думала, что все перенесет, все перенесет ради Юры.

И вдруг все рухнуло, оказалось, что Юра такой же, как все. Даже не как все, а хуже, хуже...

Отчаяние Тани было безмерно. Мама права. Мама права, говоря, что мужчины только и думают, как бы обмануть... обмануть, опозорить и надсмеяться! Правильно мама била ее по щекам. Так мне и надо! Так мне и надо... Все. Все. Конец.

Правильно говорила Прасковья Семеновна: людям верить нельзя, верить можно только богу...

Мама тоже не говорит, что бога нет. Но в церковь не ходит. Занята. Фабрика, дом, дочь... Некогда. Она вообще никогда не заставляла Таню молиться. Понимает: иное время и люди иные. Дети становятся пионерами, комсомольцами. Не надо им путать жизнь.

Только Прасковья Семеновна не согласна со своей соседкой. Нет-нет да и прихватит Танюшку с собой в церковь. "Пойдем, посмотришь, послушаешь..."

Сперва Таня больше ходила для развлечения. Мать отпускала ее с Прасковьей Семеновной - "пойди, погуляй". Таня не говорила, что идет в церковь, ей нравилась игра в тайну. Сперва ее забавляло, что она молится богу по секрету от мамы, потом привыкла. Игра в тайну приучила к скрытности. Постепенно игра завлекла, стала потребностью.

Обида на Юру заставила вспомнить о церкви.

Первое ее сильное чувство... Она так верила в Юру, и вдруг все заколебалось!..

Ужас и отчаяние овладели ею... Она потянулась за утешением. Больше она не взглянет на Юру. Больше не взглянет ни на одного мальчишку. Надо куда-то кинуться... Куда? В ней вдруг стало нарастать религиозное чувство, потянуло к богу... Где он? Какой он? Она стала всматриваться. Икона... Еще вчера это было нарисованное привычное лицо. Но она стремится проникнуть глубже, дальше. Оно живет теперь... Господи! Господи Иисусе Христе... Правильно говорят. Он один никогда не обманет, не обидит... Тихий, благостный. Вечное молчание. Вечное доброе молчание.

Дома Таня молчала. В школе приходилось еще разговаривать, задавали вопросы учителя, обращались одноклассники, а дома молчала, очень уж у нее было подавленное настроение.

Даже мать заметила, что с Таней что-то творится.

- Что это ты такая?

- Какая такая?

- Точно не в себе.

- Я в себе.

- Будто не вижу.

Тут Таня расплакалась, не выдержала и расплакалась перед матерью.

- Да что с тобой?

- Просто все надоело.

- Обидел тебя кто?

- Обидели. В школе.

- Ну, в школе пустяки. Не обидели бы где в другом месте.

Замолчали. Каждая думала о своем. Мать стерла с окна пыль. Сходила в кухню, вымыла ботики. Вернулась, взялась подрубать новую простыню. Она никогда не сидела без дела. Таня тоже села за стол, достала из портфеля учебники...

Вдруг она почувствовала, что мать смотрит на нее.

- Ты что? - спросила Таня.

- Уж если не хочешь со мной поделиться, - сказала мать, - сходи в церковь, помолись, может, и полегчает...

Если бы Таню спросили, религиозна ли ее мать, она затруднилась бы ответить. Называет себя верующей, хотя с богом у нее своеобразные отношения. Она обращается с богом примерно так, как африканцы обращаются со своими божками: все хорошо - идола мажут маслом и ставят на почетное место, а если плохо и молитвы не помогают - хозяин поворачивает божка спиной кверху и задает ему порку. Мать обращается к богу, когда ей надо на что-то пожаловаться или чего-то попросить, она разговаривает с богом, как жена с мужем: дай то-то или купи то-то, хотя бог обычно ведет себя как скупой и равнодушный супруг: ничего не обещает и ничего не дарит. Сохранять ему верность помогает привычка. Лучше безвредный бог, чем новые непроверенные Друзья.

Однако бог-то бог, но от бога ничего не услышишь, а мать может и посоветовать, и поддержать.

- Меня обманули, - осмелев, говорит Таня и опускает голову.

- Как это обманули?

- Ну... Один мальчик. Из нашей школы... - произносит Таня шепотом. Думала, любит, а он...

- А он?

Точно стекло разбилось. Таня поднимает голову, Мать бледнее, чем простыня на ее коленях.

- Что с тобой, мамочка?

- Что он тебе сделал?

- Ничего.

- Что он тебе сделал?

- Да, право же, ничего.

В голосе матери истерические нотки.

- Что вы с ним делали?

Голос матери дрожит.

- Да ты что, мама?.. Ну, разговаривали... Один раз... - Таня опять опускает голову. - Один раз... поцеловал он меня.

Лицо матери багровеет.

- Дрянь! - произносит она негромко, но выразительно. - Я тебя растила, берегла, а ты... Я найду на тебя управу! В школу пойду! Пусть узнают, какая ты! Пусть обоих пристыдят...

- Мама!

- Теперь мама, да? Я и учителей пристыжу... Смотрят они за вами!

- Мамочка!

- Уйди! Уйди от меня! А то опять заработаешь! Видеть тебя сейчас не могу!

Таня знала: румянец на щеках матери - признак гнева. Лучше уйти.