Помни Рубена. Перпетуя, или Привычка к несчастью

Перпетуя признала свое поражение лишь после того, как на нее, словно гром, обрушились новости, эхо которых докатилось из Фор-Негра в декабре 1961 года: Эссола арестован, его били, пытали, он в тюрьме. Потом стало известно, что военный трибунал приговорил Эссолу к пожизненному заключению и его сослали на Север. Когда все вокруг оплакивали судьбу ее сына, Мария с трудом сдерживала свою радость. Уныние и скорбь охватили жителей деревни, и они с недоумением слушали ее разглагольствования о справедливости и бесконечной мудрости господа бога. Перпетуя была безутешна, два дня она рыдала, а потом успокоилась, глубоко затаив свое горе. Она держалась с таким достоинством, что вызывала всеобщее восхищение. Догадывалась ли девочка, что теперь она будет принесена в жертву? Кресченция призналась, что за те пятнадцать месяцев, которые они прожили еще после этого вместе, она ни разу не слышала, чтобы Перпетуя строила какие-то планы или выражала хоть какое-нибудь желание — она словно смирилась со своим положением и понимала, что ей больше нечего ждать от жизни.

Легко догадаться, что события эти ознаменовали крутой поворот в жизни Перпетуи и в ее отношениях с матерью. Оглядываясь назад, Кресченция признавала теперь, что тогда ее сбивала с толку какая-то двойственность, появившаяся в поведении Перпетуи: она по-прежнему оставалась примерной ученицей, хотя и не такой активной, как раньше, она была аккуратна на редкость, но делала все механически. Она стала замкнутой, серьезной и на удивление послушной, что должно было бы настроить ее мать на мирный лад. Так, например, теперь Мария точно знала, что дочь приедет утренним автобусом на следующий же день после окончания занятий в школе, тогда как раньше она приезжала и уезжала в Нгва Экелё, когда ей вздумается.

Ее прелесть, изящество, необычайная скромность, самоотверженная старательность при исполнении любой, даже самой пустяковой работы, полная отрешенность, которую по ошибке некоторые принимали за бесчувственность, — все это резко отличало ее от большинства наших мужеподобных девиц, таких неловких, вульгарных, беззастенчивых и глупых. На нее нельзя было не обратить внимания, даже когда она занималась каким-нибудь самым обыденным делом. Например, чистила клубни маниоки, собирала помидоры с грядки, полола или мотыжила землю, наливала воду в глиняный кувшин или цинковый таз, отбивала белье на реке.

Перпетуей восхищались все без исключения, и потому Катри, которая была дружна и с матерью и с дочерью, признавалась, что поначалу ни минуты не усомнилась в справедливости слухов, старательно распространяемых Марией, о необычайной идиллии, возникшей между девочкой и молодым чиновником из Ойоло. По словам Марии, слава о красоте и достойном поведении Перпетуи дошла до одного доброго человека, который давно уже подыскивал супругу своему младшему брагу, молодому чиновнику из Ойоло, — ему прочили прекрасное будущее. Человек этот будто бы сам отправился в путь, не побоявшись преодолеть восемьдесят километров, отделявших его родные края от скромной деревушки, где жила Перпетуя. Но если вдуматься хорошенько, добавляла Катри, кто бы мог поверить, что этого человека, явившегося в один прекрасный день к нам в деревню, Мария прежде и в глаза никогда не видела? Разве можно было принять за чистую монету все их разговоры о том, будто они, эти главы семейств, и в самом деле встретились впервые?

— Я ищу девушку скромную, которая с честью могла бы продолжить наш род, — заявил в присутствии свидетелей Замбо (так звали незнакомца, высокого сухопарого человека, не лишенного красноречия и весьма привлекательного). — Я ищу женщину обаятельную и кроткую, которая украсила бы семейный очаг моего младшего брата. Я хочу найти для него умную и вполне современную супругу, которая понимала бы мужа с полуслова, чтобы ее не надо было водить за руку, ведь жизнь в городе нелегкая. Невзирая на дальность расстояния, я приехал к тебе, Мария, потому что мне стало известно, что у тебя есть то самое сокровище, к которому стремится мое сердце.

— Ну что ж, почтенный Замбо, будь моим гостем, — ответила, ничуть не удивившись, Мария. — Пусть наши дети встретятся, и будем надеяться, что они подойдут друг другу.

— Что ты такое говоришь, Мария? — воскликнул незнакомец с притворным (теперь уже Катри не сомневалась в этом) негодованием. — Как ты могла сказать: «Будем надеяться, что они подойдут друг другу»? Я не мыслю, чтобы нашлась женщина, которая, увидев младшего сына моего покойного отца, не воспылала к нему горячей любовью и не потеряла бы голову! Ах, если бы мужчины и женщины этого края только увидели последнего отпрыска моего покойного отца! Эго, скажу я вам, явление, это просто чудо. Ах, друзья мои, если бы вы только увидели его!

Несколько недель спустя, как было условлено, тот, кого Мария называла почтенный Замбо, вернулся снова, он как будго еще усох, зато «тал гораздо красноречивее.