Помнят польские паны. Прелюдия

Всё это время за лесочек на окраине полигона сплошным потоком шли грузовики со стороны складов с боеприпасами и прочей «рассыпухой». Назад их, пустых, возвращалось чуть меньше. Везли много чего, включая какие-то металлоконструкции, железнодорожные цистерны без колёсных пар, установленные на тралы для перевозки негабаритных грузов, видел я пару автокранов и бульдозеры с экскаваторами на базе трактора «Белорус». Иногда в эту нескончаемую транспортную «змею», прерывающуюся лишь пару раз в сутки, «вписывались» автобусы, приходящие из Чебаркуля. Точнее, из ДОСа, где тоже имелось отделение нашей фирмы.

В один из вечеров упросил знакомого позвонить в Миасс дядюшке, у которого на квартире есть телефон (бабушке, живущей у него, как вдове фронтовика и работнице тыла, по закону положено). Как и предполагал, особого «хлопанья крыльями» по поводу моего «отъезда на пару лет в загранкомандировку на строительство электростанции» не наблюдалось.

Всё! Последние «хвосты», если не считать разведённой подружки в Чебаркуле, к которой я время от времени в выходные забегаю, обрублены. У той, как я понял, я тоже всего лишь «запасной вариант», поскольку без предварительного звонка из телефона-автомата мне к ней являться не велено, и забудет она меня быстро.

Это всё были «косвенные признаки», того, что и рассказ про 1939-й год, и даже наши контракты, вовсе не шутки. В том, что всё совершенно реально, я убедился, когда пришёл приказ перегнать «туда» и погрузить «там» на платформы десяток боевых машин. И не каких-нибудь, а совсем старых: «тридцатьчетвёрки», Т-44 и СУ-85. Поскольку я за рычагами СУ-85 уже сидел, на одной из машин и поехал в качестве механика-водителя.

В общем-то, ничего особенного при «пересечении границы времени» не ощутил. Так, что-то вроде лёгкого сквознячка да секундного шума в голове. Да и то — лишь потому, что прислушивался к ощущениям. Ребята, управлявшие «тридцатьчетвёрками», и того не заметили.

Пейзаж после перехода «туда» изменился несильно: ну, берёзки чуть по-другому растут. И регулировщик в красноармейской форме отчаянно машет флажком: проезжай, мол, не задерживайся, вон там встанешь, где прошедшая до этого «броня» стоит. А по соседней колее встречная техника катится и, после отмашки другого регулировщика, исчезает за едва заметным маревом.

Полуторка, хорошо узнаваемая по фотографиям военных лет и кинофильмам, повела нас на станцию Мисяш. А вот там изменений куда больше: знаю-то я её, как свои пять пальцев. И пакгаузы другие, и совершенно свежая платформа для погрузки на, пардон за тавтологию, железнодорожные платформы, и домишки вокруг станции совсем по-другому выглядят. А самое главное — никаких опор с контактными проводами для электровозов.

Покорячились, конечно, загоняя машины на платформы, но как без этого? Всё-таки одна из сложнейших операций при транспортировке бронетехники. Причём, «мою» «сушку» загонял на платформу один из двоих ребят, которые будут сопровождать эшелон, похоже, на показ большому военному и государственному руководству. Ну, а мы, «бойцы из бригады Смирнова», погрузились в кузов Газ-АА и в сопровождении сотрудника НКВД покатили назад, к месту, где соприкасается наш 1994 год и год 1939. И завершили «экскурсию» в салоне «пазика», возвращающегося пустым из гарнизона.

Фрагмент 9

17

Старший лейтенант госбезопасности Воскобойников, 25 мая 1939 года.

Если до моего спешного отъезда в Москву Полина редко видела меня дома по вечерам, то теперь и вообще успевает только посидеть со мной за столом, пока я наспех перекусываю перед сном. Всё хозяйство на ней. И мальчишки-озорники, которых нужно обстирать и тоже накормить, и огород, и корова. Пацанам восемь и десять лет, помощники из них ещё неважные, но хоть в чём-то стараются матери помочь. Когда Бурёнку напоить, когда курам зёрнышек или хлебных крошек насыпать, когда грядки прополоть. В отличие от меня, совсем погрязшего в служебных делах.