Я живу обычной для всех окружающих жизнью. Она так же радостна и драматична, полна надежд и потерь, она такая же, как и у всех. Но на полках книжного шкафа уже несколько десятков книг по истории Второй мировой и Аушвица, а ещё больше – в планшете. Я с жадностью проглатываю всё, что смогла найти по этой теме на русском языке, потом на польском. Я пересмотрела почти все фильмы, обнаруженные в сети, – и на русском, и на польском. Моих знаний об этом времени становится всё больше и больше, они уже просто не вмещаются в память, и сознание отказывается принимать это за правду. Чтобы написать пару страниц своего текста, я прочитываю сотни чужого и просматриваю горы документов. «Ради какого-нибудь слова или какой-нибудь мысли я произвожу целые изыскания, предаюсь размышлениям, впадаю в бесконечные мечтания…», – Флобер успокоил, у него тоже так было. Я понимаю, что мне всё же придётся остановиться и сесть наконец за книгу.
Потому что мои герои уже зовут меня. Я знаю, где они сейчас, о чём говорят и думают. Я даже знаю, что с ними будет дальше.
Их депортируют сначала в Треблинку, потом вывезут в Аушвиц для «окончательного решения еврейского вопроса». Только Миру спрячет соседка, и девочка выживет. Муся и Рувик погибнут в газовой камере. Рахиль или Иза, а может, Дора бросится на проволоку, погибнет от удара током, но умрёт не сразу, и будет оставлена там на несколько дней для устрашения. Её муж, выдержав каторжную работу и непостижимый голод, уйдет с остальными заключёнными в марш смерти и будет застрелен эсэсовцем, потому что накануне поранит ногу и не сможет шагать в общем строю.
Они стоят и смотрят на меня.
И я попробую передать этот архив памяти тебе и твоим ровесникам. Вы должны об этом знать.
– Я понимаю… Наверное, то, о чём я сейчас узнаю, невероятно страшно. Но я готова слушать дальше.
– Так вот. Расстояние, на которое перевозили арестованных до концлагеря Аушвиц, достигало двух с половиной тысяч километров. Чаще всего их везли в запломбированных и зарешеченных товарных вагонах, без воды и еды. В один такой вагон (как правило, в них перевозили раньше скот) набивали от восьмидесяти до ста человек. Двери закрывали, и наступала кромешная тьма. Сразу же наваливалась духота, в которой было невозможно дышать. В конце вагона – небольшая скамеечка, на ней удавалось посидеть. Но такую «привилегию» получали лишь те, у кого были совсем маленькие дети. Остальным можно было только стоять, или попеременно сидеть на корточках. На всех – одна банка воды и деревянное ведро, чтобы сходить в туалет. Понятно, что очень скоро ведро переполнялось, его содержимое выплёскивалось и жутко воняло.
Вагоны с обречёнными людьми ехали в Освенцим иногда неделю, а иногда и десять дней. До места добирались не все. Многие – прежде всего старики и дети – погибали в пути, а те, что оставались живы, были крайне истощены.
Сначала поезда приходили на товарный вокзал в Освенциме, а в 1944 году для этой цели была специально сооружена так называемая разгрузочная рампа в Бжезинке. Офицеры и врачи СС проводили здесь селекцию – отбор депортированных. Трудоспособных отправляли в лагерь, а тех, кто по мнению эсэсовцев работать не мог, – в газовые камеры. Комендант лагеря Рудольф Хёсс в своих свидетельских показаниях писал, что таких людей было около семидесяти–семидесяти пяти процентов от прибывших.
В музее Аушвица я видела несколько подлинных фотографий, которые были сделаны в 1944 году одним из эсэсовцев в Бжезинке во время операции по уничтожению венгерских евреев…
– Что было с теми, кого признавали непригодными для работы?
– Многих людей убивали в течение нескольких часов после приезда в лагерь. Иногда своей очереди в газовую камеру люди ждали сутками, в лесочке за Биркенау. Место уничтожения находилось в километре от железнодорожной станции, поэтому обречённых на смерть увозили туда на грузовиках. Причём, здесь всё было тоже построено на обмане: ничего не подозревавшим людям объясняли, что дети, женщины и старики очень устали и их довезут на машинах. В основном люди охотно верили этим циничным россказням, садились в машины и уезжали с надеждой, что вскоре они воссоединятся со своими семьями. Неладное чувствовали далеко не все.
Эсэсовцы применяли множество способов убийства евреев и прочих «врагов» рейха: людей морили голодом, расстреливали, травили угарным газом, но всё это было признано неэффективным и затратным по времени, а при сожжении тел убитых тратилось много горючего. И нацисты стали искать другие способы массового уничтожения людей при минимальных расходах. Многие узники Аушвица были убиты инъекцией фенола в сердце, но самым зловещим изобретением СС стали газовые камеры.