Помню тебя

— Чем занят? — уточнил Павел, глядя куда-то между нами. — Прихожу к девяти ноль-ноль в свой энергостроительный трест и включаюсь, в отделе оборудования, в сбор сведений о поставках и составление ведомостей того, что недопоставлено. Причем я знаю, что этим же параллельно занимаются отделы в энергокомплекте, энергострое, в стройуправлении, а также заказчик и районное управление, и достаточно бы одной из этих инстанций. Остальные звенья балластные. Чтобы понять это, мне нужен был год работы после распределения. Чем же я занимаюсь дальше? Всячески отрабатываю оформление своих ведомостей. Тем же занимаются отделы в упомянутых выше ведомствах, у нас идет своеобразная конкуренция… В ходе которой я собираю сведения, переписываюсь, утрясаю, езжу в командировки, и тем же занимаются мои «соперники»… Изредка меня отмечают — за удерживаемое первенство. Еще бы: ни одной опечатки и мелованная бумага. Иногда после этого смотрю в зеркало и вижу там его… И мы в основном довольны друг другом. Иногда он говорит мне, что напишет в министерство, в «Экономическую газету»… На что я отвечаю, что пять лет назад подавал докладную, и она упоминалась на трестовских совещаниях как похвальная низовая инициатива, но без оглашения ее содержания. Мы припоминаем времена, когда работали над этой докладной. Называлась она «Отделы без дела». Тогда мы с ним улыбалась друг другу синхронно… После той докладной в отделе считают, что я ставлю палки в колеса. Да нет, не выживают. Но рады, если я чаще езжу в командировки. Может быть, меня слишком уж волновало, что загалдели тогда обо мне в тресте… Я мог бы довести дело до конца… Но зачем? Да хотя бы для того, чтобы уважать себя, говорит мне тот, из зеркала. Я напоминаю ему, что у меня в этом квартале полно командировок. В отделе висит огромная карта с синими кружками, на ней все меньше неотмеченных точек. И всегда можно подобрать ключ к интересующему тебя крупному городу. На очереди у меня Ташкент и Прибалтика, дел много… И он соглашается, что да, только вертись. Вот так. Я не вписываюсь в окружающее? Нет, давно уже слишком хорошо применяюсь ко всему… Но меня не остается. Не стало той улыбки — моей шагреньки… Он теперь улыбается мне в зеркале значительно и уверенно. Порой я тоже ему улыбаюсь, как он мне когда-то! Ведь уже тридцать четыре… Заметно сдаю физически, лицо потухшее, привычка к современным тряпкам, которые зачем они мне такие модерные? И что всего обиднее, так это уверенность, — Сергейчин постарался засмеяться, и у него получились раздельные «х-ха» и «ха», — что себя не переделаешь… Или вот ездили мы с ним в командировку в Батуми. — Павел снова смотрел между нами, глаза у него были насмешливые и пристальные, в быстрых саркастических морщинках. — Знаете ли, такие безудержно плакучие ивы, магнолии. И все прочее — вечноцветущее… — Ларка глянула на него широко раскрытыми глазами. В них был протест. Когда-то они вместе ездили на юг, понял я.

Он остановился.

— …Что бы это еще о нем? А хорошо нам возвращаться домой…

— У тебя семья? — спросил я Сергейчина на «ты». И получилось это у меня резко. Мне казалось, что он пьян, и то, что он выкладывает сейчас, просто дико — в доме, где к нему сложно относятся… Он был взвинчен. И кажется, ему было нехорошо в той степени, когда вываливают все без разбора — любому, какому-нибудь попутчику в поезде. Видела это и Лариса.

— Непременно… Вторая моя семья. И год назад удачно прошло провозглашение меня папой. Представим себе: четырехлетняя Ирочка борется со мною на диване как с медведем. «Еще покататься на Мише!» Тогда теща ей подсказывает: «А теперь Миша будет папой». Она подумала и согласилась: «Ладно».

У Ларки были какие-то сострадающие глаза… Испуганные за него. Странное это в женщинах: забыть свое и сострадать. Хотя то, что он выложил… Он не ушел когда-то, и вот выясняется, что ушел позднее. А собственно, за что она жалела его? За то, что ему наверняка «плохо без меня»? Это было тоже очень женское…

— А пластинки ты по-прежнему собираешь? — сказала Лара без вопроса, теплым тоном.

Но Сергейчин уже «захлопнулся»… Смотрел теперь на Лару снисходительно и ясным взором. И он был прав, не чувствуя себя сейчас униженно или смущенно. Он знал Лару. Пожалуй, в его взгляде прочитывалось: «Вот и расчувствовались «младшеклассники»… Так он ее тоже звал наряду с Лориком.

А дальше разговор повернулся неожиданно.

— Вниманию хозяев! Лорик, а квартира у вас требует ремонта. Что, если мы возьмем и осилим втроем… Я ведь строитель, и это еще не отменяется, — загорелся Сергейчин. — Прикину смету — и всего за пару дней…

— А что?.. — сказала Лара. — В самом деле. — И посмотрела на меня назидательно. Хотя разговора о ремонте у нас с нею не возникало. Но он требовался.

И вот мы красим и клеим.