Помню тебя

— Извини. Просто я проснулся, пошел выпустить Гвин и увидел свет. Обычно Хэл не встает так рано. Все в порядке?

Он стряхнул с волос капли дождя. Натали бросила ему кухонное полотенце и подняла ложку с пола.

— Конечно все в порядке. Я всегда встаю в пять утра и ем мороженое на завтрак. — Она плюхнулась на стул, вооружившись новой ложкой, а вторую подвинула по столу. — Садись.

Таннер съел несколько ложек мороженого, потом откинулся на стуле, его внимательный взгляд выдавал намерение вытянуть из нее правду.

— Что происходит, Нат?

Натали положила ложку. Закрыла мороженое крышкой, убрала его в морозилку и вернулась к столу.

— Это касается аварии. Ночи, когда погибла Николь.

Таннер подвинул свой стул поближе и взял ее за руку.

— Расскажи.

Она кивнула, помолилась о том, чтобы вынести это, не сломавшись, о том, чтобы по окончанию ее рассказа он все еще держал ее за руку.

— Это была идея Ник выбраться из дома. Я не хотела. Родители уехали на выходные на побережье. Дедушка с бабушкой спали. Ник хотела взять дедушкин «Джип». Она нашла ключи. Мы чуть-чуть поездили вокруг. Это было безумно, страшно.

Натали крепче сжала руку Таннера.

— Не знаю, откуда она знала, как водить машину, но у нее хорошо получалось. Через некоторое время мы остановились, и Ник сказала, что теперь моя очередь.

Натали смотрела на исцарапанный дубовый стол, но услышала резкий вдох Таннера.

— Я отказывалась, но ты же ее знаешь. Я решила, что ничего страшного, и к тому же мне хотелось. Так что мы поменялись местами, и я села за руль. Я понятия не имела, что делать, а она продолжала кричать, чтобы я ехала быстрее и быстрее, и... — У нее вырвался грустных смешок. — Было весело, знаешь? Сидеть за рулем, делать то, что мне не полагалось... но потом...

Натали закрыла глаза, прогоняя воспоминание.

Она не может. Не может пережить это еще раз.

— Что случилось, Нат? — Таннер присел на корточки перед ней, положил руки на ее колени. — Расскажи мне, что случилось.

Она посмотрела ему в глаза, по щекам текли слезы.

— Там был олень. Он появился ниоткуда. Я не видела его, пока он не оказался прямо передо мной. Я попыталась свернуть в сторону, и, наверное, он убежал, но я... не смогла...

Она не могла вдохнуть. Не могла произнести слова. Не могла открыть правду.

Таннер вытер ее слезы и терпеливо ждал.

Натали кивнула.

— «Джип» перевернулся. Нас обоих подбросило. После этого я ничего не помню. Очнулась, только когда прибыла «скорая», и увидела Николь... она просто лежала возле дерева, как будто спала. Но я поняла. Поняла, что убила ее.

— Нат. — Таннер встал, потянув ее за собой, и обнял. Она подождала, пока рыдания стихнут. Потом подняла голову, Таннер убрал волосы с ее лица и нежно поцеловал в лоб. — Продолжай.

Он чувствовал, что это еще не все.

— Я помню мигалки, шерифа. Он хотел поговорить со мной там, но я была не в себе. Я... я сказала, что за рулем была Николь. — Она поднесла дрожащую руку ко рту. — Я так испугалась. Подумала, что меня посадят в тюрьму или еще что, и соврала. Когда приехали родители, я сказала отцу, что за рулем была я, что я соврала полиции. И он... он сказал, что это неважно. Он сказал, что я должна придерживаться этой версии и не рассказывать правду. Это будет нашим секретом. Так и стало.

— Все эти годы. — Глаза Таннера выражали презрение. — Как он позволил тебе жить с этим?

— Не знаю. — Она могла только предполагать. — Думаю, он по-своему защищал меня. Спасал от дальнейших допросов, может даже обвинений, кто знает. Теперь уже неважно почему. Но это сводило меня с ума. Буквально.

На нее навалилось сожаление, перевесив облегчение от того, что она доверилась Таннеру.

— Я не хотела, чтобы кто-нибудь знал. Я так боялась того, что подумают люди. Но теперь мне все равно. Я не могу жить во лжи. И я знаю, что единственный способ закончить это — посмотреть в лицо, наконец рассказать правду.

— Никто не будет тебя винить. Ладно, ты соврала, но тебе было тринадцать лет. Это был несчастный случай, Натали!

— Знаю. — В уголках губ собралась влага. — Но я думаю, что отец всегда винил меня в смерти сестры. Он едва может смотреть мне в глаза, когда кто-то заговаривает о ней.

— И что бы ты ни делала, этого всегда недостаточно.

Таннер выругался и отошел от нее. Он прошелся по кухне, уперся ладонями в столешницу и опустил голову.

— Я устала от этого, Таннер, — призналась Натали, водоворот эмоций обнажил ужасную реальность. — Я не могу сделать его счастливым, не могу заставить любить себя сильнее, чем он способен. Но я могу рассказать правду. И, может быть, это единственный способ для меня хоть когда-нибудь справиться с тем, что произошло. С тем, что я совершила.

— Правда — это всегда хорошо.

Голос Таннера сорвался, когда он повернулся к ней.

Она кивнула.

— Я должна рассказать дедушке и дяде Джеффри. И маме. Думаю, папе это не понравится, но это его проблемы.

В открытое окно ворвался прохладный ветерок, и Натали вздрогнула. Таннер подошел к ней, снова заключил в объятия и принялся сцеловывать слезы.

— Ты не обязана проходить через это в одиночку.