Помочь можно живым (сборник)

Человек медленно опустился в кресло.

— Ну, вот и все, — произнес он, обращаясь к циферблату на стене, — ну, вот и все.

Он еще долго сидел, глядя в пространство, а потом вдруг вскочил, как ужаленный.

— Да что же это я? Ему ведь, наверное, нужна помощь! Скорее туда, к нему!

Он подхватил стоящий у стены автомат и бросился, было, к выходу, но у двери остановился и, обернувшись, поглядел на циферблат. Конечно, этот механизм не играл теперь никакой роли, но стрелка продолжала двигаться, и уйти сейчас, когда она снова приближалась к красной черте…

— Хорошо, — сказал себе человек, — я останусь и дождусь этого момента. Главное — вытерпеть всего несколько минут. Это излечит меня сразу от всех страхов

Он сел в кресло и впился взглядом в циферблат. Стояла глубокая тишина, белая лампочка продолжала вспыхивать и гаснуть. Стрелка медленно приближалась к красной черте. Вот уже не толще волоса зазор между ними. Пальцы человека стальной хваткой стиснули подлокотники кресла.

И вот стрелка коснулась красной черты, наползла на нее, миновала… и, упершись в правый конец шкалы, замерла. Тишина ничем не нарушалась. Последний снаряд войны уже не мог взлететь.

Солнце уже поднялось, когда Улисс с Полифемом выбрались, наконец, из тумана. Улисс оглянулся и увидел долину совсем такой же, как в первый раз. Высокие отвесные стены, освещенные восходящим солнцем, казались розовыми, туман клубился кипящим морем. Улисс перебросил автомат за спину и, бережно прижимая к груди коробку с ампулами, зашагал, догоняя своего спутника, в гору

Ксана, думал он. Жива еще, может быть, Ксана!..

Александр Бушков ДЕТИ ТУМАНА

Вы побеждали — и любили

любовь и сабли острие…

М.Цветаева

Повесть

День первый

Слева было море и акварельный, молочно-сизый туман справа назойливо сменяли друг друга однообразные холмы и долины. Изредка серым зеркалом промелькивало озеро, по-местному — лох. Туман размывал, прятал линию горизонта. Савину казалась неуместной эта прямая, как луч лазера, насквозь современная дорога. То и дело под колесами мелькали синие, красные, желтые зигзаги, ромбы, волнообразные линии — старая уловка, призванная уберечь водителя от “гипноза дороги”. Словно сам туман выстреливал их навстречу машине пригоршню за пригоршней, и запас, видимо, был неисчерпаем.

— И все же вы не ответили на мой вопрос, — мягко напомнил патер.

— Отвечу, — сказал Савин. — “Вы нападали на разум. У священников это не принято”.

— Это цитата, судя по вашему тону?

— Да, Честертон. Правда… правда, цитата не вполне подходит к случаю. Вы давно уже не нападаете на разум. Вы просто-напросто определяете ему границы и рубеж! Когда мы преодолеваем рубежи, вы ставите новые. И снова. И снова. Вам не кажется, что эта ситуация весьма напоминает знаменитую апорию Зенона — ту, об Ахиллесе и черепахе?

— Возможно, — согласился патер. — Но в таком случае получается, что это вы гонитесь за нами, а не наоборот. Если пользоваться вашей терминологией, мы — определяем- рубежи, вы — стремитесь достичь их и снести, и в тот момент, когда вам кажется, что впереди не осталось ни одного препятствия, мы воздвигаем новый барьер…

— Вселенная бесконечна, — сказал Савин. — Однако это еще не означает, что бесконечна и шеренга ваших барьеров. Вы не боитесь, что однажды люди снесут ваш очередной барьер и не обнаружат нового? То есть — бога?

— Демагог ответил бы вам — господь по неисповедимым своим помыслам может надежно укрыться от людей.

— И получится, что отсутствие бога как раз и доказывает его существование?

— Вот именно, — улыбнулся патер. — Что поделать, демагоги встречаются и среди нас, но, поверьте, я к ним не принадлежу. И пусть вам не покажется демагогией мой вопрос: а вы, вы не боитесь в один прекрасный день обнаружить Нечто? То, что, скрепя сердце, вам придется признать богом, — разумеется, я не имею в виду сакраментального старца, восседающего на облачке, этот излюбленный вашими карикатуристами образ…

— Нет, — сказал Савин. — Лично я не боюсь. Уверен, что и другие тоже.

— К сожалению, мы вынуждены оперировать чисто умозрительными категориями. — Патер задумчиво улыбнулся — Впрочем… У меня два шанса против одного вашего. Я могу стать и пригоршней праха, но могу и обрести загробное бытие. Вам суждено только первое — ведь второе вы решительно отрицаете.

— Отрицаем, — сказал Савин. — Очень даже решительно. И тем не менее — последнее слово не за вами. Насколько я понимаю, отвечать за свои грехи на Страшном суде придется и верующим, и атеистам?

— Безусловно.

— Отсюда следует: если бог существует, то даже не верящим в него гарантированы те же два шанса, что и вам. Не так ли?

— Из вас получился бы хороший схоласт.

— А если серьезно? — спросил Савин.