Помойник

— Ишь, чего удумал — мамочка! Нет, не хочу. Ты живо сядешь мне на шею. Попросишь кормить кашей с ложечки и петь на ночь колыбельные песни. Оставайся лучше моим двоюродным братом. Но, Володя, если тебе понадобятся еще деньги, обращайся. Как сумею, помогу. Приходи тогда с портфелем. Но небольшим.

— Черт побери, как хорошо иметь богатых родственников! Просто красота! — заметил я, взвешивая на каждой из ладоней по пачке долларов. Было самое подходящее время для того, чтобы сделать Юле ответный подарок. Но я его не сделал. Не стал дарить ей поношенные бюстгальтеры Татьяны. Смешно сказать, заробел. Мало ли какие теперь причуды могут возникнуть у разбогатевшей Юльки? Вдруг она возьмет и с помощью силикона увеличит объем своей груди? Тогда, естественно, эти изумительные бюстгальтеры будут ей не по размеру. Будут жать и стеснять.

— Строго по секрету: доллары-то не фальшивые? — вежливо осведомился я.

— Надеюсь, что настоящие, — ответила она и, озираясь по сторонам, шепотом спросила: — Кстати, знаешь, где отец хранил деньги?

— Откуда?

Юля еще раз подозрительно оглядела кухню, будто опасаясь, что кто-то может прятаться в духовке газовой плиты или камере холодильника. Но от личного их досмотра решила все-таки воздержаться.

— Не поверишь, Володя. Под барельефом Помойника на фасаде нашего магазина. Там оборудован хитроумный тайник, — чуть слышно произнесла она.

— Да ты что?! — воскликнул я.

— Тише! Не кричи! Не то об этом проведает весь наш поселок.

Ее шиканье заставило меня даже пригнуться.

Я вспомнил, что дядя питал удивительную слабость ко всякому роду тайникам. Один он устроил в своей квартире, второй — в сторожке на свалке, а третий, получается, — на фасаде магазина, под барельефом Помойника. Что ж, остроумно. Остроумно и логично. Но, без подсказки Юли, сам бы я никогда до этого не додумался.

— Только ты никому не говори, — попросила она.

— Я — могила.

— То, что нам требуется. Ведь его деньги лежат по-прежнему там. Представляешь, я до сих пор не знаю сколько точно. Но много. Я не успела еще посчитать. Сейчас о тайнике отца известно всего двоим: тебе и мне.

— Не опасаешься, что у меня появится желание в нем похозяйничать? — спросил я.

— Нет, Володя, не опасаюсь. Ты — не тот человек. Ты не станешь зариться на эти капиталы Виктора. Ну, до свидания. Не хочу долго прощаться, — сказала Юля, поднялась и неловко чмокнула меня в щеку. И стоя уже на пороге, со значением добавила: — Давай приезжай к нам чаще. Я буду рада снова тебя видеть.

Замечательная она все же девушка, подумал я, когда за Юлей закрылась дверь. Всегда приятно, что ты в ком-то не ошибся. А к Юле у меня сразу возникла симпатия. Выходит, не напрасно. Наверное, я смутно предчувствовал, что однажды она одарит меня деньгами.

Теперь, имея на руках такую сумму, я мог немедленно отправиться хоть в Париж. Взобраться там на Эйфелеву башню и плюнуть на голову какому-нибудь зазевавшемуся французу. Впрочем, скорее всего, это окажется вовсе не француз, а наш российский турист. Спрашивается, на кой шут тогда мне тащиться в Париж и карабкаться на эту несчастную башню, чтобы плевать на своего собственного соотечественника? Можно и здесь, у нас, залезть на любую крышу и плеваться с нее, сколько душе твоей угодно. Опять же, это будет куда патриотичнее — иностранная валюта останется на родине.

Нет, шальные деньги определенно скверно действуют на мою психику. Однако, что было бы со мной, если бы я получил больше? Скажем, миллион. Страшно и представить!

Ладно, первым делом следовало съездить к Шуре и отдать причитающуюся ей пачку долларов. Дальше уж будет видно, чем мне заняться.

Но, в любом случае, в поселок Вихляево рано или поздно я обязательно вернусь.

Эпилог

Когда на вечернем небе появлялась полная луна, самая большая куча мусора в центре городской свалки, словно оживая, начинала шевелиться. Шевеление это происходило из глубины кучи и с каждым часом становилось все заметнее и заметнее. Когда же ночь окончательно вступала в свои права, из нее на поверхность выбирался Помойник. Мотал головой, отряхивался и, издавая слабые гортанные звуки, принимался счищать с себя когтистыми лапами то, что прилипло к его густой шерсти. Движения его были неторопливыми и заторможенными.

Потом Помойник находил известный ему одному участок земли, из которого выступала ядовитая зеленоватая жижа, и становился на него. Постепенно ядовитая жижа наполняла его силой и энергией. Обостряла чувства. В нем просыпалась неистребимая злоба ко всему роду человеческому. Вместе с ней пробуждался и азарт охотника.

У Помойника красным пламенем загорались глаза.

Он поднимался на мусорную кучу и окидывал медленным взором округу, залитую причудливым лунным светом. Ничто не могло утаиться от него здесь, на свалке. Он ощущал ее всю целиком и каждый ее уголок в отдельности.

Теперь Помойник готов был заняться своим привычным делом — ожиданием. О, он был очень терпелив, и его терпение всегда вознаграждалось. Наградой ему служило очередное убийство.