Помолвка с чужой судьбой

– Трое лучших на селе, – подхватила Нина Сергеевна.

И потом они уже вдвоем продолжили:

И остались в Перемышле
Двое гнить в чужой земле.

– Погоди, Ваня, – изменившимся голосом спросила Бережная, – а кто это у тебя поет?

– Мама и Рита. Ну, та самая медсестра. Ей поручили следить за мной, чтобы я… чтобы мне хуже не стало… Всякое ведь бывает после ранений… Они там на кухне пельмени делают, кажется.

– Я тебя от души поздравляю. Только почему они вдруг поют такую древнюю песню?

– А ее у меня в доме всегда пели. Мать говорит, что еще помнит те времена, когда по поездам ходили безногие инвалиды с этой песней и еще одну пели: «Я был батальонный разведчик, а он писаришка штабной. Я был за Россию ответчик, а он спал с моею женой». А что тебя вдруг удивило?

– Трое нас из дома вышли… – произнесла Вера. – Странно, что такое совпадение. Странно как-то получается. Ракитин тоже тогда…

– Что тут странного?

– Да вдруг появилась одна мысль. Надо проверить.

Они разговаривали еще долго. Но вот в комнату вошла Нина Сергеевна и скомандовала:

– Хватит болтать! Мыть руки, и за стол!

Пришлось прощаться с Бережной, идти в совмещенный санузел с сидячей ванной, мыть руки и смотреть в зеркало на свое лицо, приятно недоумевая, за что же Рита его любит такого. Иван Васильевич потрогал свои щеки и решил, что неплохо бы побриться. Брился он долго и тщательно, никто его не подгонял, что надо освободить ванную. А когда вышел и заглянул в комнату, то увидел сервированный стол. На кухне было пусто, и это было странно. В холодильнике на дверной полочке охлаждалась бутылка «Столичной». Он достал ее и налил себе рюмочку. Выпил залпом, пальцами достал из банки маринованный огурчик и закусил. Потом выглянул в окно, на знакомый с детства двор. Через двор по тропинке мимо высоких кустов барбариса под ручку шли Нина Сергеевна и Рита. Рита несла пакет с покупками. На пакете всем на обозрение красовалась реклама магазина итальянского белья.

Потом они обе вошли в квартиру. Пока поднимались, Иван Васильевич успел хлопнуть еще рюмашку и закусить огурчиком и кусочком сырокопченой колбаски. Жизнь менялась, и менялась в сторону, на которой Евдокимов и не рассчитывал никогда оказаться. Счастье приближалось.

Рита заглянула на кухню с круглыми от восторга глазами.

– Мне Нина Сергеевна такие подарки сделала!

Мама, снимая обувь, высунулась из-за ее спины:

– А что ты хочешь? Надо же девочке в чем-то спать ложиться.

Они сидели за столом, разговаривали и обедали. Евдокимов принял еще пару рюмок. Его женщины пили крымское сухое вино. И вдруг Нина Сергеевна вспомнила.

– Что это мы как алкаши! У нас же повод есть! Надо орден обмыть.

– За орден тогда, когда вручат, – возразил Иван Сергеевич. – А сейчас я хочу не за орден выпить, а за самую мою большую награду – за вас! За тебя, мама, и за тебя, Риточка. Кроме вас, у меня никого нет. Ни друзей, ни приятелей. Только работа и вы. Хотя один друг все-таки имеется – Верка Бережная. Но у нее своя семья, а у меня своя – это вы, мои дорогие и любимые. За вас!

Заплакали обе. Но целовать бросилась одна Рита. А Нина Сергеевна смотрела на них молча, и по щекам ее текли тихие слезы.

Потом, уже ночью, когда Рита, устав от своих поцелуев, положила голову ему на грудь, Евдокимов сказал:

– Какой я счастливый! Но убийц все равно надо брать.

Глава двадцать четвертая

К обеду следующего дня к пирсу подошел катер, из которого вышли Рубцов, Виктор Викторович, Светляков и санитарка из больницы Инна.

Девушка стала оглядываться, поражаясь красоте окружающей природы. Удивлялась она молча, и когда Виктор Викторович спросил, нравится ли ей здесь, Инна так же молча кивнула. Она была в джинсах, короткой ветровке и со спортивной сумкой, в которой, судя по всему, уместились все ее пожитки.

Вероника обрадовалась прибывшей помощнице, хотя, может быть, радовалась больше тому, что может сделать жизнь этой молодой женщины более спокойной и обеспеченной. Она показала Инне ее комнату, потом они обошли весь дом, побывали на просторной кухне с русской печью, двумя огромными холодильниками и морозильными шкафами. Следом за ними ходил Петя, который всякими способами оказывал Инне внимание и заботу. Бывшая санитарка даже растерялась от такого внимания красивого молодого человека, которого она, конечно же, заприметила еще в больнице и теперь не совсем понимала, как он оказался здесь.

– Петра мы тоже позвали сюда, чтобы он помогал нам по хозяйству, – объяснила Ракитина. – Ты же не сможешь рубить дрова, растапливать печь и заниматься прочими мужскими делами.

– Мне приходилось заниматься мужскими делами, – ответила Инна и посмотрела на Петю. – И, как мне кажется, я справлялась.