Помолвка с чужой судьбой

– Служим Отечеству, – ответила Нина Сергеевна и покосилась на Риту, которая прикрывала ладонью слезы на глазах. – Ванька молодец, конечно, весь в отца. Муж мой опером был и погиб в перестрелке с бандитами. Да и я старалась как могла. Вот вы думаете, я в инспекции по делам несовершеннолетних просто так сидела? Да у меня несколько раскрытых преступлений. В девяностом раскрыла кражу со склада «Внешпосылторга» восьмидесяти коробок с английскими сигаретами «Данхилл» и «Ротманс». В каждой коробке – по пятьдесят блоков, всего сорок тысяч пачек. А каждая пачка по таможенному инвойсу – пять долларов. Итого, считайте, двести тысяч долларов ущерба государству!

– Как вам удалось?

– Помогли наблюдательность и зоркость глаза. Иду я по улице и смотрю – один из моих подопечных курит сигарету с золотым ободком. Подошла к нему, незаметно взяла за шкирятник, вытащила сигаретку, сказала, что курить вредно. А потом уж дело техники. Вчера они украли со склада, а сегодня я уже доложила о том, кто участвовал в краже, где хранится похищенное…

– Посадили тех пацанов?

– Это уж как водится. Но не все они на скользкой дорожке остались – один из тех пацанов сейчас в налоговой службе трудится, а другой так и вовсе депутатом стал.

Евдокимов, поняв, что разговор уходит в никому не нужные воспоминания, поинтересовался:

– Как там Горохов?

– Горохов сейчас находится в Москве. Приказ об отстранении вас от дела отменен, так что можете приступать.

– А если он вернется?

– Там видно будет, – ответил полковник Мурашкин. – Вообще Борису Кузьмичу хотят влепить служебное несоответствие. Полное или неполное, но на своем месте он не останется. Тем более что по телеканалам проходят разные сюжеты. В одном депутат говорит о беспределе полковника Горохова, в другом показали его секретаршу, которая рассказала, какой товарищ полковник замечательный начальник, какой он добрый и заботливый. А на прямой вопрос, какие у нее отношения с замечательным начальником, девушка ответила, что это их с Гороховым личное дело и никто больше не смеет туда влезать.

– Туда – это куда? – не понял Евдокимов.

– В их личные дела, – объяснил Мурашкин и засмеялся.

После этого разговор стал уже серьезным. Иван Васильевич доложил, что у него есть непроверенная пока информация, но из очень надежных источников, что организаторы последних громких убийств должны на днях собраться в одном тихом месте. Место пока не определено, но оно будет глухим и труднодоступным. Организаторы будут вооружены, охранять их будут такие же вооруженные отморозки. Так что потребуется помощь спецназа и вертолеты.

– Так в чем же дело! – произнес полковник юстиции Иванов. – Все в ваших руках, командуйте. Только одна просьба к вам: сами туда не лезьте.

– Я его не пущу! – вмешалась в разговор Рита. – Не забывайте, пожалуйста: официально Ваня, то есть Иван Васильевич, находится на больничном.

Московские полковники помогли Евдокимову подняться на его пятый этаж и даже заглянули в квартиру.

– Да-а, – вздохнул Мурашкин, – а я уж и забыл, что такие существуют. Как будто в свое детство заглянул. Так же тесно, старая мебель, тюлевые занавески и тополя за окном.

Полковники ушли. Нина Сергеевна с Ритой занялись приготовлением обеда. А Евдокимов набрал номер Бережной.

– Что от меня требуется? – спросил он.

– Вообще нужно, чтобы ты был постоянно на связи, чтобы люди твои были на связи и вертолеты тоже. Нужно, чтобы в назначенное время…

– Это ты уже говорила. А сейчас мои действия какие?

– Я хочу получить всю возможную информацию по убийству Рогожкина. Я не верю, что ушлого бандита смог завалить какой-то тренер по фитнесу. Хочу узнать, кто за ним стоял, кто ему дал оружие, кто его накачал чем-то так, что парень легко пошел на убийство. Легче было найти специалистов, заплатить, а самому не подставляться. Дилетант не может вот так просто застрелить кого бы то ни было.

– Но он сознался.

– Сознался кому? Тебе или Горохову?

– Я его вычислил и взял, а сознался он Горохову – так и было.

– Тогда рассказывай с подробностями.

Иван Васильевич начал рассказывать. Смотрел вокруг себя на убогую обстановку материной квартиры, ущербности которой прежде не замечал… Замечал, конечно, но не придавал этому значения, считая, что это не самое главное в жизни. Вспомнил, как морщилась бывшая жена, когда впервые здесь оказалась, как она лишь скользнула взглядом по фотографии отца, висевшей в рамке на старых выгоревших обоях. Потом жена жаловалась, что у нее болит спина от старого дивана. Диван заменили, но она все равно морщилась и скандалила. Нина Сергеевна тогда молчала, да и он терпел, вместо того чтобы сразу выяснить отношения, а не ждать, когда жена объявит, что у дочки другой отец.

– Почему этот Качкин не признался тебе? – спросила Бережная.

– Не знаю. Но он плакал, говорил, что его подставили, он ни при чем.

– А Горохову признался?

– Ну да. Возможно, у Бориса Кузьмича другие методы допроса.

Евдокимов посмотрел на фото отца. Молодой капитан в старой милицейской форме улыбался кому-то и щурился.

– Трое нас из дома вышли… – прозвучал на кухне голос Риты.