Поморский капитан

Он взглянул в бледное лицо Василия. Ясно было, что этот храбрый и разумный человек сейчас растерян и подавлен. Он не сможет восстановить свою власть над людьми. Она утрачена надолго, если не безвозвратно.

Степан обвел глазами всех, находившихся на палубе. Кто из них готов внять голосу рассудка? Кого следует опасаться? Кого нужно немедленно обезвредить?

Любой коллектив неоднороден. В нем всегда найдутся те, на кого можно опереться, и те, кто готов смутьянствовать до конца…

Быстрыми шагами он приблизился к сидевшему Агафону и носком сапога выбил у того из рук кружку.

– Тебе сказано встать! – крикнул он. – Вставай!

А когда Агафон поднялся на ноги, Степан, не теряя даром времени, крепко ударил его по зубам, разбив в кровь губы.

Как ни странно, драки не произошло, хотя Степан был готов и к ней. Потрясенный Агафон несколько мгновений стоял, не зная, что делать. Этого оказалось достаточно.

– Связать его! – крикнул Степан, обращаясь к стрельцам. – Слышите меня? Вяжите бунтовщика! Демид, Фрол, кто там еще! Фрол, да брось ты свою балалайку, а то разобью ее о твою голову!

В его голосе было столько силы и уверенности, что никто не посмел возразить. Бунт оказался подавлен в самом зародыше. Оцепеневшие люди стали подниматься на ноги, медленно, нехотя приходя в себя.

Растерянный Демид вертел в руках снятый кушак, чтобы вязать руки своему товарищу. Степану пришлось прикрикнуть на него, чтоб не стоял как пень.

Из каюты вышел Лаврентий с заряженным мушкетом. Фитиль зловеще дымился на ветру, рассыпая по палубе искры…

– Кто тут еще хочет бунтовать? – тихо спросил он, помаргивая своими белесыми глазами.

Это довершило дело – уже через несколько мгновений оживившийся Демид скрутил Агафона, который теперь и не думал сопротивляться.

– Высечь его! – раздался голос подошедшего поближе Василия. – Двадцать ударов собачьему сыну!

Эх, видно, что сотник слишком долго был в плену, да еще пережил ужасное потрясение. Видно, это не прошло для него даром. Он снова совершил ошибку. Приказав высечь провинившегося Агафона, он не указал исполнителей. Не назвал прямо тех, кому он приказывает это сделать.

А поскольку делать это не хотелось никому, никто и не тронулся с места.

Степан сразу оценил эту ошибку сотника. Если ты взялся восстанавливать свою власть и дисциплину среди распустившихся людей, то делать это нужно решительно. Нужно давить и давить – до конца, неумолимо. Только тогда люди придут в себя и станут подчиняться тебе.

Но помогать Василию он больше не хотел. На это у Степана имелось целых две причины. Во-первых, он вообще не любил телесных наказаний, а во-вторых, ему вдруг показалось, что не стоит заниматься бессмысленным делом – восстанавливать власть стрелецкого сотника. Власть Василия сына Прончищева закончилась безвозвратно. Эта власть закончилась не тогда, когда Хаген воспользовался его беспомощностью и надругался над ним. Нет, она закончилась сейчас.

В стрелецком полку на Ливонской войне сотник Василий был командиром – боярским сыном, и это много значило.

Но сейчас не было войны, не было стрелецкого войска. Вместо этого был чужой корабль, плывущий без управления в незнакомом море вдали от родных берегов. И люди, стоявшие сейчас на палубе, не были больше стрельцами – служивыми московского царя Ивана, прозываемого Грозным. Это были просто люди, чья судьба пока что оставалась непредсказуемой. Теперь, когда они освободились из плена-рабства, им предстояло самим определить свою дальнейшую судьбу. Самим решить, кто они. Может быть, потом они снова станут стрельцами, крестьянами, торговцами и рыбаками. Но сейчас они – свободные люди.

И сотник Василий не годится им больше в командиры…

Может быть, Василий уже и сам догадывался о произошедшей роковой перемене. От этой смутной догадки он чувствовал себя все менее уверенно и оттого все сильнее взвинчивался.

– Что встали? – заорал он на столпившихся стрельцов. – Не слушаетесь команд? Всыпать ему, чтоб знал свое холопское место!

– Он не холоп, – неожиданно для самого себя вдруг заявил Степан, указывая глазами на Агафона. – Он не холоп. И все они, – он обвел взглядом остальных, – тоже не холопы. Они – свободные люди.

И, чуть понизив для убедительности голос, добавил:

– Чем скорее ты забудешь про холопов и бояр, Василий, тем будет лучше для тебя.

Они стояли друг против друга на колеблющейся палубе: Степан Кольцо и Василий Прончищев. Поморский капитан из Кеми и боярский сын из Москвы. Под ногами у них были палубные доски шведского корабля, а вокруг – Варяжское море…

Василий сдался – он промолчал и отвернулся. Бог знает, какие чувства и мысли раздирали его душу в эту минуту.