Поморский капитан

Когда Ингрид, Степан и Василий прибыли на борт вооруженного корабля Ее Величества «Святой Георгий», день клонился к концу, и адмирал сэр Томас Роджерс выглядел браво, но на ногах держался с трудом.

Против ожиданий Степана, который был по привычке всегда готов к неприятным неожиданностям, адмирал сразу узнал дочь своего друга капитана Нордстрема.

– Ингрид, моя малютка, – растроганно сказал он, заключая девушку в свои объятия и обдавая все вокруг запахом виски. – Вот уж не думал встретить тебя здесь. Что ты делаешь одна посреди моря? Как ты оказалась здесь?

Они сидели в просторной адмиральской каюте, украшенной развешанным по стенам дорогим оружием, и пили итальянское вино из принесенных слугой серебряных кубков. Степан впервые в жизни пробовал виноградное вино и невольно отвлекался, пытаясь понять, из чего может быть сделан этот хмельной напиток.

По дороге в шлюпке, пока она ныряла из одной волны в другую, Ингрид успела рассказать Степану о том, как много лет назад ее отец, возвращаясь домой мимо датских берегов, увидел терпящий бедствие английский военный корабль. Он наскочил в темноте на риф возле небольшого островка и получил пробоину ниже ватерлинии. Команда яростно боролась с водой, заливавшей трюм, но дело это было бесперспективным – рано или поздно волны все равно разбили бы корабль о прибрежные камни.

Между Англией и Швецией тогда шла очередная война неизвестно за что, так что корабль капитана Нордстрема мог преспокойно пройти мимо, и такой поступок был бы даже похвальным, узнай о нем шведский король.

Но король Эрик был далеко, а английским морякам грозила гибель в ледяных волнах, так что Александр Нордстрем долго не раздумывал, как ему поступить.

Шведский корабль подошел поближе к месту крушения, и с него бросили несколько крепких канатов, которые англичане накрепко привязали к корпусу своего погибающего судна. А затем капитан Нордстрем сделал ловкий маневр и, поймав ветра в паруса, так рванул английское судно, что оно соскочило с рифа, на котором сидело. Заделать потом пробоину было уже делом техники…

По этому случаю пили сначала на борту «Святой Девы» – корабле Александра Нордстрема, куда прибыл с благодарностями английский капитан Томас Роджерс. Затем пили на борту английского корабля, куда переместились чуть позже. Пили шотландский виски, пили португальский портвейн, пили британское и шведское пиво.

Когда суда, наконец, разошлись, оба капитана обнялись и обменялись адресами. Когда спустя год корабль Томаса Роджерса зашел в порт Або, английский капитан как раз успел стать крестным отцом единственной дочери своего друга – новорожденной Ингрид.

С тех пор они виделись еще несколько раз, и в последний – за год до смерти Александра Нордстрема.

– Какое злодейство! – несколько раз повторил адмирал, пока Ингрид рассказывала ему всю историю своих злоключений, начиная со смерти отца, а затем – матери.

– Боже мой, и ведь носит же земля таких негодяев, – сокрушался Роджерс, опрокидывая очередной кубок с красным вином и заливая пролитыми каплями свой темно-синий бархатный костюм с золотой адмиральской цепью на груди…

– Как его имя? Хаген? Он еще смеет называть себя капитаном? Ну что ж, пусть только это чудовище попадется ко мне в руки. Висеть ему на рее!

– Вот эти люди помогли мне освободиться, – сказала Ингрид, указывая на Степана и Василия, чинно сидевших чуть поодаль и прислушивавшихся к разговору. – Они освободили меня и вернули мне корабль.

– Так это твой корабль? – встрепенулся сэр Томас. – Это «Святая Дева»? А я-то все глядел и думал, где я видел это судно!

– Хаген переименовал корабль, – пояснила Ингрид. – Он завладел всем этим благодаря волшебному камню, который помогает ему творить злодеяния. Потому и назвал корабль «Sten».

– Ну да, ну да, – кивнул с видом знатока подобных вещей адмирал Роджерс. – Волшебные камни творят чудеса, кто же этого не знает. Главное, чтобы такой камень не попал в руки негодяю, вроде Хагена. Видно, в твоем случае Провидение сильно промахнулось с выбором. А впрочем, попадись мне Хаген, никакой волшебный камень ему не поможет!

Потом адмирал посмотрел в сторону Степана с Василием и сказал:

– Теперь все же пора объяснить мне, кто эти благородные люди.

При этом из голоса его мгновенно ушли теплота и задушевность. По багровому от виски лицу адмирала было ясно, что он, на основе личного опыта, исповедует принцип: думай о людях самое плохое – не ошибешься…

Наступил момент, которого Степан ожидал и которого опасался. Теперь было уже ясно, что Ингрид и ее кораблю ничего не угрожает: английский адмирал, как может, позаботится о дочке своего старого друга и своей крестнице.

Но про московских стрельцов, плывущих на чужом корабле неизвестно куда, такой же уверенности не было…

По всему видно было, что офицер не врал, когда угрожал суровым нравом адмирала Роджерса. Крестницу свою он не тронет, а вот насчет остальных – неизвестно. Видно, он был любитель украшать реи своего корабля повешенными.