Помощник. Книга о Паланке

Как только Речан представился и выпалил, что его сюда привело, чиновник захлопал в ладоши и чуть ли не радостно сообщил, что он уже обо всем знает, как же, как же, ему еще вчера позвонили из района, что он, Речан, придет. В следующие минуты мяснику на собственном опыте посчастливилось убедиться, что с первых же своих начинаний власти вновь возрожденной республики проявляли невиданную доселе инициативу, энтузиазм и добрую волю. Вот этого он не ожидал. Чудеса! У чиновника уже были приготовлены для него не только все нужные формуляры, гербовые марки, но и подыскан дом с мясной лавкой и бойней на Торговой улице, якобы лучше всего сохранившиеся после побега хозяина, что подтвердил ему и мужчина в синем костюме, как оказалось, нотариус.

Торговая улица находилась возле парка, в самой красивой части Паланка, и вопреки чаду войны она сохранила присущий ей искони запах магазинов. Улица была длинная, она тянулась от площади к реке и издавна была торговой.

От сильного волнения Речан прихрамывал. Поспешая за чиновником, он не спускал с него глаз, чтобы не прозевать случая улыбнуться в его понятливые и добрые глаза, красновато-коричневые, как и крупные веснушки на щеках и чудовищно густые щетинистые волосы. Речану этот мужчина в гольфах, длинном кожаном пальто и черной широкополой шляпе казался человеком удивительным, — такого в канцеляриях он отродясь не встречал. До смерти не забудет его, благодетеля! Боже ты мой, до чего же славный человек! Спаситель! Теперь он, Речан, куда ни пойдет, всюду станет о нем рассказывать! Да он готов хоть на руках его носить. Господи, вот это человек! Дал ему бойню, дом! Не моргнув глазом! Не моргнув, нате, пожалуйста! Слыханное ли дело!

Речан был растроган до глубины души, мысленно он не переставал славословить чиновника из Национального комитета и в то же время лихорадочно и беспокойно размышлял. Взволнованность, из-за которой он временами хромал, происходила не только от охватившего его счастья, оттого, что чудом исполнилась его мечта, ибо дом и мясная лавка действительно были закреплены за ним, но и от мучительного сомнения. Конечно, дом, лавка и все такое, но в том-то и загвоздка. Об этом проговорился сам чиновник, когда вдруг неподалеку от дома стукнул себя по лбу: вспомнил, дескать. А вспомнил он про одного человека, приказчика бывшего владельца мясной, который по неизвестной причине не ушел со своим хозяином, а остался здесь, не хочет сделать шагу со двора и поначалу даже отказывался передать новым властям ключи. Правда, своим присутствием в доме он в общем-то спас лавку и все оборудование от расхищения, оберегает и сейчас, потому-то его и не выселили, но Речану — отныне законному владельцу — следовало бы сделать это в первую очередь и без всякого снисхождения. Собственно, приказчик ничем не провинился, даже, признал спутник Речана, у него как у мясника отличная репутация, но человек он злобный, необузданный, буян и, насколько помнит чиновник, всегда имел неприятности со службой порядка.

Оказывается, чиновник некогда был здесь учителем и этого самого приказчика давным-давно знает; создавалось даже впечатление, что у него с ним какие-то личные счеты. Обо всем этом он говорил быстро, бойко, но, если принять во внимание его солидную внешность и общую благожелательность, как-то излишне раздраженно, озлобленно. Он описал того человека по-учительски обстоятельно, скорее всего правдиво, в конце концов, у Речана не было причины сомневаться в том, что он искренне предупреждает его, но что-то во всем этом ему не нравилось. Добрик, так звали чиновника, как-то слишком настойчиво советовал ему избавиться от приказчика, что, верти ни верти, отдавало личной просьбой — услуга за услугу. Он не сказал об этом прямо, даже не упомянул в конторе, а вспомнил на улице, сделав вид, что раньше о том совсем забыл. Смущенный Речан не знал, как ему себя вести.

Ради этого человека он был готов в огонь и в воду, но исполнить просьбу никак не мог. Нет. И так приливы счастья, восторга и благодарности чередовались в нем с разочарованием и горечью. Господи, почему именно он должен решать такие дела? Разве чиновник, если ему этого хочется, не может сам приказать жандармам выгнать оттуда приказчика? А так, ясное дело, плохим будет Речан, раз он его выгонит. И нужно ли от него этого требовать? Он ведь и без того растерялся, неужели чиновник не видит?