— Я же специально тебя просила. Был бы уже сухой.
— Ну так высохнет немного позже.
— А позже придут покупатели, пол еще не подсохнет, и разведут тут грязь.
— Какие покупатели! — закричал Моррис. — Где они? Кто сюда придет?
— Хватит, — спокойно сказала Ида. — Пойди наверх и поспи. Я сама натру.
Моррис взял банку с мастикой и принялся натирать ею пол до влажного блеска. Ни один человек так и не зашел в лавку.
Тем временем Ида сварила суп.
— Элен сегодня ушла без завтрака.
— Значит, есть не хотела.
— Ее что-то беспокоит.
— Интересно, о чем ей беспокоиться? — спросил он с усмешкой.
За этой иронией таилось: «О лавке, о моем здоровье, о том, что ее грошовое жалованье уходит на оплату дома? Или о том, что хотела поступить в колледж, а вместо этого пришлось поступить на работу, которая ей не по душе? Как никак она дочь своего отца, чего же удивляться, что ей по утрам не до еды?»
— Хоть бы замуж вышла, — пробормотала Ида.
— Успеется!
— Да, конечно, — Ида еле удерживалась от слез.
Он хмыкнул.
— Интересно, что это Нат Перл больше не заходит? — снова заговорила Ида. — Все лето ходили как влюбленная пара, водой не разольешь.
— А, дурака валяли!
— Подожди, он еще станет богатым адвокатом.
— Не нравится он мне.
— И Луис Карп тоже заглядывается на Элен. Могла бы дать ему хоть какой-то шанс.
— Дурак твой Луис, — сказал Моррис, — точь-в-точь его папочка.
— Да, да, все на свете дураки, один только Моррис Бобер такой умный!
Он безучастно глядел на задний двор.
— Поешь и пойди ляг, — нетерпеливо сказала Ида.
Он съел суп и пошел наверх. Почему-то подниматься по лестнице было легче, чем спускаться. Войдя в спальню, он вздохнул и опустил на окнах тяжелые, черные шторы. Он уже клевал носом и предвкушал, как сладко поспит сейчас. Сон действовал на него поистине освежающе. Моррис снял передник, галстук и брюки, положил все это на стул. Сидя на краешке широкой скрипучей кровати, он расшнуровал стоптанные ботинки и скользнул под холодные простыни в рубашке, кальсонах и белых носках. Уткнулся лицом в подушку и ждал, пока согреется. Но не успел он задремать, как на верхнем этаже Тесси Фузо включила пылесос, и хотя бакалейщик старался не думать о том, что случилось утром, он не мог забыть, как Ник пошел за покупками к немцу, поэтому и не спалось ему теперь.
Он вспомнил, что и раньше бывали худые времена, но теперь — хуже, чем когда бы то ни было: прямо невозможно, жить стало. У него всегда так было — то густо, то пусто: сегодня отбою нет от покупателей, а завтра — хоть шаром покати. За какой-нибудь день он мог иной раз потерять столько, что хоть
В прошлом году разорившийся бедняк-портной, у которого всего и было, что больная жена, закрыл свою мастерскую и уехал с глаз долой, зато Моррис начал с беспокойством поглядывать на запертую дверь. Дом принадлежал Карпу, и Моррис пошел к нему и попросил, чтобы тот, когда будет сдавать помещение, сдал его кому угодно, только не другому бакалейщику. На такой район, как этот, и одного бакалейщика за глаза достаточно. Если появится еще один, то оба хоть с голоду подохни. Карп ответил, что квартал не так уж плох, как думает Моррис («Еще бы, ты ведь
Моррис кинулся к Карпу.
— Ну, что ты делаешь? Ты же меня без ножа режешь!
Виноторговец только пожал плечами.
— Так ты же сам видел, как долго она пустовала. А кто будет за меня налоги платить? Но ты не беспокойся, он собирается торговать все больше деликатесами, а ты бакалею продавай. Погоди, еще и у тебя от него покупателей прибавится.
Моррис только застонал: он знал, что его ждет.