Как-то тусклым, дождливым вечером Элен чуть было не поднялась в комнату Фрэнка, чтобы вернуть ему то, что он ей дал, а она не хотела; но в это время зазвонил телефон, Ида взяла трубку и позвала Элен. Фрэнк, который лежал в своей комнате на кровати и смотрел, как оконное стекло заливает струями дождя, слышал, что Элен спустилась по лестнице. Моррис был в лавке, он кого-то обслуживал, а Ида сидела в задней комнате и пила чай.
— Это Нат, — прошептала Ида, не двигаясь с места.
«Она скажет, что не прислушивается», — подумала Элен.
Ее первым побуждением было отказаться от разговора; но в голосе Ната была теплота (небось, приложил немало усилий для этого), а добрый, участливый голос в дождливый вечер — это добрый и участливый голос. Она легко могла себе представить, как Нат сейчас выглядит. Как было бы хорошо, если бы он позвонил ей раньше, еще в декабре, когда она так отчаянно хотела, чтобы он позвонил! А теперь она снова почувствовала, что она ему — чужая, хоть и сама не понимала, откуда взялось это чувство.
— Элен, что это тебя не видно? — спросил Нат. — Где ты пропадаешь?
— Я все время здесь, — сказала Элен, пытаясь скрыть легкую дрожь в голосе. — А ты?
— Что, кто-нибудь есть в комнате? Ты не можешь говорить свободно?
— Вот именно.
— Так я и думал. Я буду краток. Элен, это тянется уже Бог знает сколько времени. Я хочу тебя видеть. Что, если в субботу вечером вместе сходить в театр? Я завтра буду в центре и куплю билеты.
— Спасибо, Нат, но я, пожалуй, не пойду.
Нат прокашлялся.
— Элен, мне бы хотелось знать, как может человек защищаться, если он не знает, о чем говорится в обвинительном акте? Что я тебе сделал? Скажи!
— Я не прокурор и никого ни в чем не виню.
— Ну, если не винишь, назовем это просто делом — в чем дело? То мы с тобой так дружны, а то на другой день я — словно один-одинешенек на необитаемом острове. Что я тебе сделал, скажи?
— Не будем об этом говорить.
Ида поднялась и ушла в лавку, осторожно притворив за собой дверь. «Спасибо», — подумала Элен. Она понизила голос, чтобы ее не было слышно через стенной проем.
— Ты странная, — сказал Нат. — У тебя кое в чем совершенно старомодные понятия. Я всегда говорил, что ты напрасно мучаешь сама себя. Ну, к чему эти дурацкие угрызения совести из-за всякой ерунды? В наше-то время! В двадцатом веке люди чувствуют себя свободнее. Извини меня, что я тебе это говорю, но ведь это так.
Элен покраснела. К его чести, он достаточно проницателен.
— Мои понятия — это мои понятия, — сказала она.
— Что была бы за жизнь, — горячился Нат, — если бы люди стали жалеть о каждой своей счастливой минуте?
— Ты, наверно, один в комнате, — сердито сказала Элен, — что так откровенно обо всем рассуждаешь?
— Конечно, один, — сказал он обиженно. — Боже мой, Элен, неужели ты обо мне так плохо думаешь?
— Я же тебе сказала, что я не одна. Мама только что вышла из комнаты.
— Прости, я забыл.
— Ничего, все в порядке.
— Послушай, девочка, — сказал он мягко, — сложно выяснять отношения по телефону. Что, если я сейчас к тебе подскочу? Может, мы сумеем друг друга понять. Поверь, Элен, я вовсе не такая уж скотина. То, чего ты не хочешь, ты не хочешь, и это — твое личное дело. Но давай останемся друзьями и будем хоть иногда встречаться. Можно, я к тебе сейчас приду, и мы потолкуем?
— В другой раз, Нат, сейчас я занята.
— Чем?
— В другой раз.
— Ну что ж, ладно, — сказал он любезно.
Когда Нат повесил трубку, Элен несколько секунд стояла около телефона, раздумывая о том, права она была или не права, разговаривая с Натом таким образом. «Наверно, нет», — подумала она.
В кухню вошла Ида.
— Это был Нат? Чего он звонил?
— Просто так, поговорить.
— Он тебя куда-нибудь приглашал?
Элен кивнула.
— Ну, и что ты ответила?
— Я сказала, что в другой раз.
— Как это в другой раз? Что это значит? — вскинулась Ида. — Да что ты, Элен, старуха, что ли? Почему ты все время корпишь одна у себя в комнате? Этими твоими книжками не проживешь. Что с тобой?
— Ничего, мама.
Она двинулась к двери.
— Не забудь, что тебе уже двадцать три года, — крикнула Ида ей вслед.
— Знаю.
Элен поднялась в свою комнату, но и там не находила себе места. Она еще раньше думала о том, что должна будет сегодня сделать, и чувствовала, что делать это ей совсем не хочется.
Накануне вечером Элен повстречалась в библиотеке с Фрэнком — в третий раз за последние восемь дней. Когда они выходили, она заметила у него под мышкой какой-то пакет. «Рубашки, или белье», — подумала она. Но по пути домой Фрэнк бросил сигарету и, остановившись под уличным фонарем, протянул ей пакет.
— Это мне? Что там?
— Увидите.