Юлька с трудом слезла с мотоцикла. Девочка, вскрикнув, повисла на Петре. А глаза её, большие, тёмные, впились в Юльку испуганно, пытливо и радостно.
Пётр, энергично и нежно отстранив девочку, снимал с багажника чемодан. А девочка, отпустив его (не чемодан, Петра!), сказала прелестным грудным голосом, протянув Юльке тонкую смуглую руку:
— Галина.
Букву «А» она произнесла нараспев, а букву «Г» — как «X», так что получилось «Халина». И залилась румянцем вся — от худых, выпиравших из-под платьишка ключиц до маленьких аккуратных ушей.
Представим теперь Галину семью.
Отец — Фёдор Иванович Лукьяненко. Большой, усатый. Руки длинные и цепкие, как вилы. Плечи согнуты, точно боится, распрямившись, пробить потолок. Голос зычный, густой. Как и Галя, гласные произносит нараспев, а вместо «Г» всюду вворачивает «X».
Дядя Федя родом по отцу — украинец. Но давно уже, переезжая со стройки на стройку (по профессии он тракторист, но и штукатур, плотник, печник — словом, золотые руки), растерял, сменял родную речь на бесчисленные говоры. А от милого родного остались лишь памятные словечки, вроде: трошки, — дюже, нема, чи що, о це дило…
Мать — Евдокия Петровна, для Юльки тётя Дуся. Женщина роста невысокого, но строгая, независимая. Терпеть не может миндальничать! Галя слушается тётю Дусю с первого слова. Даже Пётр побаивается матери и зовёт «мамочка» или «маманя». Когда-то в юности тётя Дуся жила с Юлькиной мамой в деревеньке под Рязанью. С тех пор исколесили Лукьяненки добрую половину Советского Союза. Но даже солнечный Крым, где осели как будто прочно, сейчас сменяла бы на соловьиные и комариные рязанские берёзовые рощи. Соловьёв, правда, не занимать стать и в их теперешней Изюмовке!
Тётя Дуся встаёт раньше всех в доме. Доит и выгоняет корову, затопляет печь, поит телка, кормит поросёнка, откидывает творог… Месит крутое тесто на вареники, а уж когда пристало время лепить их, будит Галю — та учится во вторую смену в школе ближнего райцентра, куда то и дело шмыгает от Изюмовки бойкий автобусик, подбирая по дороге школьников. Они и за билеты не платят…
Галя любит лепить вареники из тугого теста, набивать их творогом, швырять в кипяток. А после ловить шумовкой и подавать на стол, вокруг которого уже сидят отец, мать, старая-престарая бабка, брат Пётр и ещё кто-то.
Галя без памяти любит Петра. В её глазах он самый умный, красивый и образованный не только в Изюмовке — по всему Крыму! Да, да, и не смейтесь, пожалуйста…
У Петра новый мотоцикл — Галке не терпится, чтобы брат купил, ну, пусть не «Москвича», хоть «Запорожца», только последней модели. У Петра всегда выстиранные и отглаженные её руками ковбойки, к выходному припасены цветные тенниски, есть вышитая красавица косоворотка. Пусть кто посмеет сказать, что Пётр плохо одет!
Галя любит, вернее, очень быстро полюбила в Изюмовке всё: белую их мазанку с маленькими окнами (от жары), большой сад, где растут персики, абрикосы, сливы, вишни, два ореха — один, малый, возле дома, где Лукьяненки обедают в жару, второй, громадный, внизу усадьбы.
Гале нравится выходить на улицу к колонке за водой. У колонки плещутся утята, крякают, суют головы в лужу-ручеёк. У колонки вечно толкутся девчонки и мальчишки. Ждут очереди, пересмеиваясь, сообщая новости.
Галя чувствует себя здесь начальницей — Пётр-то работает на водохранилище, откуда гонят в Изюмовку воду! Воды в этом году маловато. И Пётр поручил сестрёнке следить, чтобы никто на колонку шлангов для поливки огородов не цеплял, не то будет шланги срезать и «ховать», а нарушителей — штрафовать.
— Туго сейчас с водой, — степенно поясняет Галя товарищам. — Уж скорей бы канал подводили… Тогда воды будет — залейся!
А мальчишки и девчонки сами не дураки — никто средь бела дня шлангов цеплять не станет.
Баба Катя, если Галюха застрянет у колонки, выходит из дома, ковыляет по усыпанной щебнем дорожке к воротам и кричит неожиданно мощным, как у дяди Феди, голосом:
— Галю, опять сгинула? Бычок пить просит, кур загонять пора, собака не кормлена, гуси огород щиплют…
— Иду, бабуся, иду! — отвечает Галина, продолжая спокойненько точить лясы.
Бабка Катя крикнет ещё разок и смолкает, упёршись в калитку сморщенной рукой. Знает, всё равно внучка притащит воду, лишь досыта наболтавшись с подружками. Дело молодое… Баба Катя — самое тихое, безобидное существо в большой семье Лукьяненок. Так ли уж она велика? Отец, мать, бабка, Пётр и Галюха — пять человек. А шестого-то забыли? Этот шестой за всех пятерых жару даст. Шурка, Шурец-Оголец, как его зовут чаще, — младший Галкин братишка. Вот уж перец, заноза, ехидна, если не сказать хуже… Дядя Федя часто ворчит:
— Ремень по нём плачет!..
Тётя Дуся же только посмотрит строгими серыми глазами — Шурца и след простыл.
Вот в такую семью и приехала наша столичная гостья в эластичных брюках, горделивом берете, из-под которого лезет в глаза пышная чёлка, и в тёмных очках на вздёрнутом носу.
Глава вторая
Шурец-Оголец с первого дня невзлюбил её.