Помпеи

В следующих трех свитках содержались в основном колонки цифр, и Аттилию потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что к чему. Один из документов имел заголовок — «Колония Венерия Помпеанорум», — и был расчерчен по годам DCCCXIV, DCCCXV и так далее. Почти два десятилетия. Каждый год был разбит на колонки. Пометки, цифры, итог. Цифры с каждым годом возрастали, и к последнему — к концу восемьсот тридцать третьего года от основания Рима — удваивались. Второй свиток на первый взгляд был копией предыдущего, но, присмотревшись повнимательнее, инженер понял, что цифры тут вдвое занижены. Если, скажем, в первом папирусе сумма, относящаяся к прошлому году, равнялась триста пятидесяти двум тысячам, то во втором она уменьшилась до ста семидесяти восьми тысяч.

Третий папирус выглядел не так официально. Он походил на ежемесячные записи о чьих-то доходах. И снова — цифры, расписанные почти по двум десяткам лет; и снова сумма постепенно возрастает, удваиваясь к концу. И немалая сумма, надо сказать! Только за последний год она составила около пятидесяти тысяч сестерциев. А всего за двадцать лет неизвестный получил свыше трети миллиона. Да, неплохие доходы.

Корелия сидела, обхватив колени руками, и наблюдала за инженером.

— Ну? Что все это означает?

Аттилий замешкался с ответом. Он чувствовал себя замаранным: позор одного ложится на всех. И кто знает, насколько далеко продвинулось разло-жение? Нет, оно не могло затронуть Рим. Ведь если бы Рим был причастен к этому, Авиола ни за что не послал бы его в Мизены.

— Вот это, похоже, подлинные данные о том, сколько воды израсходовали Помпеи. — Он передал девушке первый папирус. — За последний год — триста пятьдесят тысяч квинариев. Примерно столько, сколько и должен расходовать город такой величины, как Помпеи. А вот это, насколько я могу догадываться, данные, которые мой предшественник, Экзомний, подавал в Рим. Там разницы не заметят — особенно сейчас, после землетрясения, — если только специально не пришлют инспектора. А вот тут, — Аттилий, не скрывая презрения, помахал третьим свитком, — записано, сколько твой отец платил Экзомнию за молчание.

Корелия недоуменно посмотрела на него.

— Вода — вещь дорогая, — пояснил инженер. — Особенно если ты отстраиваешь добрую половину города. «Вода не менее ценна, чем деньги, — если не более», — так сказал мне твой отец. Несомненно, в этом и кроется различие между прибылью и убытком. Salvelucrum!

Он свернул папирус. Должно быть, эти документы были украдены из убогой комнатушки над пивной. Интересно, почему Экзомний рисковал, держа столь опасные документы под рукой? Видимо, именно ради опасности, которую они заключали в себе. Они давали прежнему акварию власть над Амплиатом. «Даже не мечтай избавиться от меня, или заставить меня замолчать, или отстранить меня от дел, или грозить мне разоблачением — ибо если ты погубишь меня, я утяну тебя за собой».

— А эти два? — спросила Корелия.

Последние два свитка настолько отличались от остальных, что можно было подумать, будто они вовсе не связаны между собою. Во-первых, они были куда новее, и цифр в них не было. Первый свиток был написан по-гречески.

«Вершина почти совершенно ровная и полностью бесплодная. Почва на вид напоминает золу, и повсюду виднеются пещероподобные каменные ямы, изглоданные огнем. Складывается впечатление, что некогда этот район был охвачен пламенем, и огонь горел в кратерах, но впоследствии угас, лишившись топлива. Несомненно, именно в этом кроется причина плодородия окружающих земель — скажем, как в Цетане: говорят, что вокруг нее почва насыщена пеплом, выброшенным Этной, и потому там так хорошо растет виноград. Обогащенные почвы одновременно содержат вещества, которые горят, и вещества, которые способствуют плодородию. Если они перегружены обогащающими веществами, то способны вспыхнуть, как это бывает со всеми веществами, содержащими в себе серу; но когда сера выделится и огонь погаснет, почва начинает походить на пепел. Тогда она подходит для сельского хозяйства».

Аттилий перечитал этот папирус дважды, поднеся его поближе к факелу, прежде чем убедился, что понял, о чем тут идет речь. Потом он передал свиток Корелии. Вершина? Вершина чего? Возможно, Везувия — других вершин в окрестностях не имелось. Но неужели Экзомний — ленивый, стареющий, сильно пьющий, любящий шлюх Экзомний — не просто нашел в себе силы в такую засуху подняться на Везувий, но еще и записал свои впечатления по-гречески? Что-то не верится. Да и стиль... «Пещеро-подобные ямы, изглоданные огнем... плодородие окружающих земель...» Акварии так не разговаривают. Очень уж это... литературно. Вряд ли Экзомний стал бы изъясняться подобным образом — и вряд ли он владел эллинским лучше, чем Аттилий. Должно быть, он откуда-то переписал этот отрывок. Или кто-то переписал это для него. Например, писец из общественной библиотеки на форуме.

Последний папирус был подлиннее, и написан он был на латыни. Но содержание его было не менее странным: