Помутнение

Стоял жаркий полдень, все было сухое и пыльное. Откуда-то несло дымом. От этого запаха и от того, какая земля была горячая, делалось тревожно.

– А я подругу провожаю! – Серьезная, она кивнула на алёшинскую внучку.

Я оторопело уставилась на незнакомку. Красивое, ничего не выражающее лицо и светлые волосы до лопаток, почти на голову выше Ники. Только теперь я заметила вынесенные на скамейку тюки и коробки и припаркованную у дома «Ладу». Больше мы не говорили, но когда дверь подъезда за ними захлопнулась, я подошла к машине и вывела пальцем на ее пыльном боку: «ОВЦА».

Я ждала, что с началом школы все как-нибудь уладится и мы снова станем подругами. Но в тот год было по-другому…

Что-то всплакнуло, и я очнулась. Надо мной выразительно мяукал Паштет. Его темная морда, почти касаясь моего лица, дрожала длинными усами. Сеанс окончен, говорил мне кот. Я поднялась с пола и стряхнула с себя оцепенение, а вместе с ним глубокое темное детство. Повертевшись у меня в ногах, Паштет продефилировал к двери и выскользнул в черный проем. Я вышла следом за ним.

Я возвращалась тем же путем, каким шла к заброшенному дому. Крапива грызла мои оголенные локти, и, вынырнув из высокой травы, я нащупала на коже хлипкие водянистые волдыри. Пальцы были ледяные. Во дворе я сняла с веревки полотенце и пошла в душ. Душевая занимала маленький сарайчик на краю участка. Утром я открывала кран, и вода взбегала по шлангу в большой чан на крыше. За день она нагревалась солнцем, и к вечеру становилась почти горячей. Контраст воды и холодного воздуха давал странное ощущение – будто вот-вот вознесешься на небо. Разгоряченная, полностью голая, я вышла на улицу. Над головой пульсировали льдистые звезды. Мысленно соединив две крайние звезды в хвосте Большой Медведицы, я нашла звезду Арктур, а от нее расчертила созвездие Волопаса. Я смотрела на него и думала о том, как нечеловечна и потому непостижима природа. Мы думаем, что она страдает и мучается, потому что люди вырубают леса и загрязняют реки, но правда в том, что, даже если завтра на землю упадет метеорит, природе будет на это наплевать. Планеты и звезды взрываются постоянно. Это просто физика.

Я легла спать, когда упругое черное небо уже начало пропускать свет, и сразу уснула. В ту ночь я не видела снов, но утром нащупала на простыне маленький сухой моток, который оказался мертвой пчелой. Скученная, она сложила замершие крылья, подогнула лапки к ворсистому брюшку. Наверное, пчела залетела под одеяло и не смогла выбраться, а я во сне этого не заметила. Я подхватила ее двумя пальцами и повертела перед глазами. Финикийский философ Порфирий, живший за триста лет до Иисуса, называл жриц Деметры и Персефоны пчелами, а саму Персефону – медовой. Из насекомого пчела превратилась в символ божественной матери. Еще одно напоминание о том, что природа для нас – всегда часть культурного процесса и, стремясь познать ее, мы лишь снова обращаемся к себе, своим мыслям, ассоциациям, спекуляциям. Но я хочу разглядеть за символами саму природу. Взять тех же пчел. Они собирают нектар и пыльцу растений и, обмазывая секретом своих желез, склеивают их в плотные комочки, а потом переносят это добро в специальных углублениях на задних ножках – как в груженных медом седельных сумках. У одной писательницы я читала, как она плакала о говорящих медведях из сказок и мультфильмов, плакала по миру, в котором звери ходят друг к другу в гости пить чай с вареньем, ощущала разрыв с этим миром, свою выброшенность из него. Я плакала об этом вместе с ней, но мысль о пчелах, которые носят мед в седельных сумках, дарит мне утешение.

На завтрак у меня был хлеб с маслом и сыром. Воздух был пасмурный, обволакивающий, и я долго сидела на веранде, отхлебывая черный кофе маленькими глотками. Надо было чем-то занять себя, и я решила обойти окрестности и заодно собрать цветы, чтобы расставить их в вазах на кухне и в доме. Я никак не могла научиться обходиться без всякого дела.

Я не следила за цифрами в календаре и с трудом соображала, какой был день недели. Среда? Нет, скорее, суббота. По будням работает детский центр, где днем мальчики и девочки занимаются английским и танцами, а вечером смотрят кино – даже в каникулы они остаются при деле. Но я шла и не слышала ни детских голосов, ни велосипедных колес, рассекающих по грунтовке, шершавой, как наждачная бумага. Дверь в центр была наглухо закрыта, а вывешенные на ней объявления выцвели до исходного белого цвета. Один листок меня заинтересовал. В объявлении говорилось о праздновании дня семьи, любви и верности, назначенном на следующие выходные. Я с недоверием перечитала объявление: мне-то казалось, прошло не больше двух недель с тех пор, как я приехала, а выходило, что гораздо больше. Из трещины в основании здания торчал отросток небольшого деревца. Казалось, здесь никого не было долгие месяцы. Мне нравилось, как все в поселке мгновенно приобретало заброшенный вид, стоило только вычеркнуть из ландшафта человека.