Я брела по безлюдным аллеям, наблюдая, как туман откусывает от домов черепицу. Все будто погрузилось в сон, и только две белые капустницы кружились в затейливом хороводе.
У некрашеного дощатого забора я сорвала пушистую ветку рябинника, прошла дальше и выдернула из травы толстый стебель с розовато-белыми цветами – валерьяна, – добавила в букет по веточке неприметных сорных трав, кукушкиного горицвета и горца птичьего. Кукушкин горицвет – маленькая гвоздичка на шероховатом стебле, колокольчатая чашечка с красно-коричневыми полосками, из которой торчат собранные в редкую метелку острые розовые лепестки. Горец птичий – спутанные в узлы тонкие стебли с мелкими блекло-зелеными цветками в пазухах листьев, гусиная трава, трава-мурава… Эти простые, невзрачные цветы вели меня, как нить Ариадны вела Тесея, и – поворот за поворотом – я все глубже заходила в лабиринт дачных участков, нарезанных по шесть соток каждый.
Я разглядывала, как вьюнок оплетает рабицу, бросается на высаженные у забора кусты смородины, и думала о том, что у растения не меньше энергии и воли, чем у животного. Монструозное, избыточное оно воплощает собой энергию размножения, созидания – то, что обычно приписывают женщинам. Женщина – цветок, но не декоративный, распускающийся на радость другим, а буйный и дикий, развивающийся в своей собственной, неконтролируемой динамике: семя становится ростком, росток – листом, лист – цветком, цветок – плодом… И все это происходит в тесной связи с окружающей средой. Я читала про цветок антуриума, который проходит как женскую, так и мужскую фазу (как бы мы ни старались навязать цветам гетеросексуальные аллегории, они бывают обоеполыми) и испускает множество ароматов, от приятного до зловонного. То, каким будет аромат антуриума, зависит от того, кто его опыляет, то есть на кого направлена эта чувственная составляющая. Иногда я думаю, что животные и люди – обслуживающий персонал и нужны лишь затем, чтобы разносить по земле семена куда более удивительных творений – растений. В эссе «Разум цветов» Метерлинк описывает множество способов, к которым прибегают цветы и деревья, чтобы засеменить большую площадь. Стремление растения победить свою неподвижность он называет «голодом пространства» и рассказывает про удивительные снаряды для семярассеяния, семяразбрасывания и воздушного полета семян. Крылатый винт клена, пушистые парашютики одуванчиков, прицепки, которые позволяют семенам крепиться к шерсти животных, а еще всякие приспособления для саморазбрасывания семян. Созревшие плоды некоторых растений конвульсивными движениями отрываются от ножки и сквозь отверстие на месте надрыва выбрасывают струю слизи, смешанную с многочисленными семенами, причем расстояние плевка может достигать пяти метров. Это то же самое, с восхищением говорит Метерлинк, как если бы мы «одним спазматическим движением выбросили все наши органы, внутренности и кровь на расстояние полуверсты от нашей кожи и скелета».
В девятом классе, между итоговым сочинением и экзаменом по математике, я узнала, что Ника забеременела. Со смертью отца она стала жить одна. Хотя формальным опекуном Ники стала ее крестная, она контролировала скорее ее расходы, чем ее саму. Мы не дружили уже почти год, общались только по необходимости, и обо всем, что с ней происходило, я узнавала по праву кровной связи от общей родни. Я не помню, чтобы принимала серьезные попытки вернуть ее дружбу, она не предпринимала их наверняка. У нас не было крупной ссоры, и от этого было только хуже. Все произошло само собой, и поэтому казалось неизбежным.
Вернувшись с прогулки, я расставила свои удивительные невзрачные цветы по вазам, а когда выходила из дома, едва не наступила на крошечную ящерицу. Переливаясь гудроновой спинкой, она скользнула под крыльцо. Всю жизнь мне казалось, что жить по-настоящему – значит двигаться, действовать, бороться, но теперь я задумалась, не упускаю ли в этой борьбе нечто важное. Теперь мне хотелось стать растением, прорасти в земле, быть корнем, как запертая в Аидовом царстве Эвридика у Рильке.
Ребенок Ники умер сразу как родился. Это называется перинатальная потеря: скорая смерть новорожденного без явной причины. Ее крестная – учительница младших классов – выбила для Ники поездку в санаторий, где она познакомилась с кем-то, а через некоторое время уехала к нему на Черное море. Я никогда ее больше не видела.
Сама я после девятого класса перевелась в городскую школу, чтобы лучше подготовиться к выпускным экзаменам, потом поступила в областной университет и в первый раз переехала. Сейчас я иногда думаю о том, как изменилась бы моя жизнь, если бы я осталась в поселке навсегда. Вышла бы замуж за одноклассника, меньше бы сидела в интернете. Никогда не познакомилась бы с