Понаехали!

Ежи подумалось, что если верхами сесть, то… с другой стороны, волкодлаки неправильно понять могут, все ж не кони, если подумать.

— А с этим что? — Радожский, воровато оглянувшись, пнул толстяка в бок. — И девиц…

— Этого свяжи, — Ежи подошел к девушке, что застыла над котлом в неестественной позе. На запрокинутой шее выделились жилы. Глаза её тоже были раскрыты, а в них виделась пустота. В неё-то Ежи и заглянул.

Заглянув, кивнул.

И сказал:

— А они… я не уверен, что их можно вернуть. Выпили до капли, но… уйти не уйдут, а место тут тихое.

Относительно.

Пара мертвецов несколько портила общую благостность, но тут уж ничего не попишешь.

Мужичка перевернули на живот, стянули руки и ноги, сунули в рот мятую тряпку. Мелькнула мысль, что, коль ему горло перехватить, то всяко надежнее будет. Он ведь что? Мерзотный человечишко, от которого миру пользы никакой, вред один. А Ежи силы пригодятся.

В человеческой жертве сил много.

И он, испугавшись этой вот мысли, спрятал руки за спину. Отвернулся.

— Ты чего? — Радожский оказался рядом.

— Ничего… просто… если вдруг меня потянет убивать, то не медли, добре?

— Постараюсь, — кивнул князь с полной серьезностью. — Но ты уж тоже постарайся, а то ведьма проклянет…

— Сперва проклянет, потом отойдет. Она отходчивая. И хорошая, — Ежи понял, что улыбается. Вот тут, на залитой кровью поляне, под невидящими взглядами несостоявшихся жертв. — Ты уж её побереги, ладно?

— Сам побережешь, как закончится.

— Я не знаю, как снять твое проклятье, — признался Ежи. Почему-то показалось важным сказать о том именно сейчас. — Я пытался понять… но все одно не знаю!

— Ничего.

— Поэтому… вы должны пожениться и…

— Помолчи уже, на сваху ты ни хрена не похож, — князь хлопнул Ежи по спине. — Идем, а то вона, зашевелились…

Аграфена Марьяновна жевала сушеное мясо. Как сушеное… скорее уж усохшееся до состояния подошвы, но зато щедро сдобренное травами. Язык пекло, рот наполнялся слюной, а в голове вот бродило… всякое.

— Колокола бьют, — сказала Анна Иогановна, становясь рядом. — Как-то… муторно все.

— А супруг твой где?

— Вестимо где, еще утром к государю отбыл…

Аграфена Марьяновна кивнула и вновь взор свой затуманенный обратила на город. Впрочем, города, даже отсюдова, с балкончика резного, весьма Аграфене Марьяновне полюбившегося, видно не было. Так, терем соседский, стоявший в отдалении, и с другой стороны тоже терем.

Суета какая-то.

— Вели ворота замкнуть, — сказала она.

— Уже, — отмахнулась Анна Иогановна и принюхалась. — Мясо-то откудова?

— Стешка принесла.

— А еще есть?

— Спросить надобно.

— Спроси… все одно муторно, будто небо грязным стало.

— Есть такое, — согласилась Аграфена Марьяновна и рукой живот накрыла. — И эта вон… неспокойная, вся извертелася. Видать, нервическою будет…

Анна Иогановна свой живот потрогала. В ней никто-то не вертелся, не толкался, да и вовсе не ощущала она в себе того самого, что заставляло супруга переживать, а дворню носиться вокруг, будто бы была Анна Иогановна хрупким сосудом.

Ну… носятся и пускай себе.

— Еще велела заклятья поднять. Наши все-то дома, а чужих… мало ли, — призналась она матушке и прибрала с тарелочки тонкий лепесток мяса, засунула за щеку и зажмурилась от удовольствия. — Но все одно…

Аграфена Марьяновна вздохнула.

— Ехать надобно.

— Куда?

— К храму, но… одна поеду.

— Не хватало!

— Ты непраздна.

— Ты тоже, — возразила Анна Иогановна и руку о руку потерла, отчего ладони брызнули золотой искрой. — Да и… мне надо.

Сказано это было прежалобно.

— Только, боюсь, как бы не запротивились…

Все ж люди при доме были, барону преданные. Еще решат, будто Анне блажится, а не по надобности она едет.

— А мы тишком, — Аграфена Марьяновна мясо сгребла. До храма-то, ежели напрямки, недалече, но все одно, вдруг да проголодаются.

И даже не в голоде дело, но… сил у нее не было расстаться с этою дубовою сладкою и горькою одновременно говядиной.

— Тогда да, — согласилась Анна Иогановна.

Так и пошли.

К калиточке, которую после того случая велено было запирать на замок, но ключи у Анны имелись, даром она что ли хозяйкою? Вот замок и открыли.

Выскользнули на уличку.

Огляделися.

И поспешили. Рядочком. Анна взяла матушку под руку, отчего ей стало спокойно, как когда-то давным-давно, в детстве, когда она с матушкой на луг ходила, цветочки рвать.

…молодило, оно для суставов хорошо, ежели с барсучьим жиром мешать да костреца добавить. А вот нивяник, цвет девичий, его пьют, когда девица в пору входит, чтоб росла и по-женски у нее тоже всего прибывало. Коль пить, тогда и детки будут здоровые, и ей легко носить их будет.

Вспомнился тихий матушкин голос.

И солнце.

И счастье…

…грязь. Будто пылью город накрыло, и хотелось смахнуть эту самую пыль, отереть лицо, руки, сменить одежу.

— Потом, — строго сказала матушка и нахмурилась, отчего Анне сделалось немного совестно, что отвлекает она. — Скорее надо.

И матушка, подхвативши юбки, поспешила.

На ярмарочную площадь, на которой кипела людская толпа.