Понаехали!

Будто кто-то играл на расстроенном пианино, и без того неумело, не попадая в нужные ноты. Оттого и мелодия эта вызывала лишь мучительное желание заткнуть уши.

— Трое уже… маловато.

— Извините… — Аглая просто появилась на берегу. — Я… если позволите…

— Будем рады, — Эльжбета Витольдовна склонила голову. — Уже четверо…

— А что надо делать?

— Самую малость. Слегка исправить мир… говорят, в прежние времена ведьмы тем и занимались.

Стася вздохнула. Вот ведь… мир исправлять. Если подумать, самое оно, деяние для попаданца. Сперва исправить, затем направить по пути прогресса. А она тут котиками занимается, вместо того, чтобы улучшать житие окружающих и бороться за всеобщее счастье.

Бес мурлыкнул, потершить о ноги.

Мол, всеобщее счастье — вещь исключительно умозрительная, аки сферический конь в вакууме, а котики в заботе нуждаются реально. Так что…

— Для круга маловато, если только наших…

— Тропу при такой нестабильности прокладывать просто-напросто опасно, — Марьяна Францевна продолжала разглядывать небо через лорнет. — Да и… тебе ли не знать…

…договорить она не успела, а может, успела, только голос её потонул в грохоте. Небо полыхнуло золотым, затем алым. И ветер, обретши силу, ударил Стасю в грудь. Она едва устояла. А он, разозленный, поднялся, чтобы обрушиться уже на людей, что выстраивались на берегу, смыкали щиты, будто так надеясь удержать бурю.

Та же близилась.

…молния расколола небосвод, и Стася ослепла. А когда вновь смогла видеть сквозь слезы, то поняла, что людей на берегу стало больше… они сами шли, женщины в белых до пят рубашках, и девушки в таких же рубашках, и совсем еще девочки, дети.

Шли взявшись за руки, вслепую, но не спотыкались, ибо земля выравнивалась под их ногами, будто берегла сразу и всех.

А может, так оно и было.

— Круг… — Эльжбета Витольдовна тряхнула головой, и косы её вдруг распались, а седые волосы растеклись по плечам. — Все в круг, маревы дочки…

И руки её, сомкнувшись над головой, коснулись друг друга, отчего раздался звон, гулкий, протяжный, будто кто-то там, далеко, ударил в медный таз. А потом она закружилась в танце. С закрытыми глазами, с умешкою совершенно безумной.

Ведьмы же и вправду вытягивались хороводом. Одна за другой, одна… и кто-то коснулся Стасиной руки, сжал её пальцы осторожно, бережно даже, увлекая за собой.

В круг.

Ведьмин круг. Ведьмин танец… учиться?

Она ничего ведь не умеет. И они не больше. Они забыли, что было прежде, утратили силу, почти… приручились, не зная, что не бывает домашних ведьм. Дикие?

Теперь все они дикие.

Кружатся на берегу, и небо гремит, норовя заглушить ту неслышимую обыкновенными людьми музыку, которую надобно исправить.

Просто…

…исправить.

И не думать о том, как оно, чтобы по науке…

Танцевать.

Лететь. Чтобы по нотам, чтобы… раз за разом… и выше, и небо тоже исправить, а то ишь, прохудилось, того и гляди все молнии растеряет, а там и звезды посыплются, будто из драного мешка.

Стася…

Странное чувство. Она была в круге и частью его, она делилась силой и силу же получала. Разную. Горячую. И ледяную, что вода из зачарованного ручья. Кислую.

Горькую.

Сладкую до того, что зубы склеивало. Чужую. Свою.

Она была там, в круге. И будто снаружи, глядя, как полнится он. Тропы прокладывать опасно? Пускай. Но мир сам их прокладывал, выводя…

…девицу разбитного вида, что присоединилась к кругу, ворвавшись в общую пляску, щедро одарив сестер дурноватой лихой силой.

И тихую с виду боярыню, с головы которой сорвался драгоценный венчик.

Белоглазую старуху страшного вида.

Двух сестриц-двойняшек, похожих друг на друга так, что и сила-то у них одна на двоих была… они приходили и приходили, вплетаясь в удивительный хоровод. А люди, что собрались на берегу, спешили заслонить пляшущих ведьм щитами.

От ветра.

Ветер не мешает. И маги, сплетшие стену, смотрят… пускай. Стася видит их. И удивление. И восхищение. И что-то еще, быть может, зависть или злость.

Ничего.

Переживут… и все-то здесь вдруг понимают, что старым порядкам пришел конец. А Эльжбета Витольдовна вдруг замирает.

Хорошо.

Мир… почти исправлен. И теперь он звучит правильно, музыка его больше не вызывает боли, как и желания уши заткнуть. Эта музыка хороша. И Стася смеется.

А Эльжбета Витольдовна достает откуда-то камень, в котором почти иссякла сила. И тот, гладкий, теплый, идет по рукам. А руки тянутся, каждая норовит коснуться, оставить в камне свой след.

И это хорошо.

Глава 69 Где все понемногу завершается

…красота, конечно, страшная сила, только что-то с каждым годом она все страшнее и страшнее.

Признание, робко сделанное боярином Салдуховым на царском пиру и на несчастие его женой услышанное.

Государь вытер испарину.

Как-то оно… вот как день не заладится, так с самого начала. Сперва смута… но со смутьянами он разберется. Оно, если подумать, то и к лучшему: давно уж пора укорот боярской вольнице дать, а тут и повод такой… хороший.