Понаехали!

Стало слегка не по себе. И наверное, стоило бы вернуться. Быть может, растолкать Антошку да девиц, потому что вместе как-то веселее. А вместо этого Стася зачем-то спустилась с крыльца.

Двор был пуст.

Тих и пуст. И эта пустота манила сделать шаг. Стася и сделала. Один. А потом другой. И третий. В конце концов, она далеко не пойдет, но как-то вне дома и дышится легче, будто давит этот вот расписной терем всею своей тяжестью. И главное, не выглядел он больше ни нарядным, ни красивым. Наоборот, будто… будто тиной зарастал. По ощущениям.

Слева мелькнула тень.

И справа.

Испугаться Стася не успела, ибо тень превратилась в коня.

— Встань передо мною… — вспомнилось вдруг из далекого детства. Ей-то никогда это вот «как лист перед травою» понятно не было.

Конь встал.

Резко.

Он словно выкристаллизовался из темноты, и шерсть его серебрилась лунным светом.

— Это «ж-ж-ж» неспроста, — сказала себе Стася и на всякий случай ущипнула за руку. Себя. Вдруг она все еще спит, что было бы вполне логично, поскольку вне сна разгуливающие по двору кони — это весьма даже подозрительно.

Конь склонил голову на бок и тихонько заржал.

Смеется?

Щипок ныл. Пальцы руки подергивались. А конь не собирался исчезать. Он выглядел вполне себе настоящим. Красивым даже.

Изящная голова. Гнутая шея. Грива свисает шелковым покрывалом, к которому так и тянет прикоснуться. Чтобы совсем не утянуло, Стася руки за спину убрала.

— Ты чей? — поинтересовалась она и огляделась. Что-то вот подсказывало, что этакие прогулки не сказать, чтобы нормальны. И если есть конь гуляющий, то и человек таковой быть должен. Но во дворе было пусто. Конь же тряхнул головой и копытом ударил, повернулся глянцевым боком к Стасе, будто приглашая прокатиться.

— Спасибо, но воздержусь, — сказала она вежливо.

Конь заржал.

С обидой.

Мол, он же ж от чистого сердца…

— Я как-то… не очень, чтобы очень с лошадьми, — честно призналась Стася, тихонько пятясь к двери. — И ездить, положа руку на сердце, вообще не умею. Верхом.

Конь крутанулся на месте и повернулся другим боком.

Шею выгнул, наклонился изящно, как бы намекая, что он совсем даже не гордый, что потерпит, пока неумелая наездница на спину вскарабкается.

Стася головой покачало.

Вот как-то… не нравилось ей этакое внимание. Совершенно не нравилось. Она попробовала было отступить, благо терем виднелся неподалеку, но конь, словно почуяв неладное, заворчал. И ворчание это, лошадям несвойственное — какое-то такое, довольно хищное ворчание — заставило Стасю замереть.

Конь же поднялся.

Тряхнул гривой и уставился на Стасю. Глаза его были черны, и вновь эта чернота показалась Стасе совершенно неправильной. Вот… вот разве у нормальных лошадей бывает так, чтоб чернота полностью глаз заволакивала? А белок там? Радужка?

Конь оскалился.

И зубами клацнул. Острыми.

— Не балуй, — строго сказала Стася и ладонью шлепнула по морде, которая сунулась было к ней. Подумалось, что крылечко-то рядышком. Она к нему и пятилась, с коня глаз не спуская. Тот же следом шел. И уже на Стасю пялился недобро. Так они и шли, пока Стася до крылечка не добралась.

Не поднялась.

На нащупала дверь. Теперь всего-то и надо, что за ручку дернуть и… и дернула. Да только дверь не открылась.

Стася дернула посильнее, потому как серебряная скотина решительно поставила копыта на первую ступеньку крылечка. И заржала так, насмешливо: мол, куда тебе деваться-то?

Дверь…

Дверь не шелохнулась.

И даже когда Стася, плюнув на все, вцепилась в ручку обеими руками, потянула на себя, все равно дверь не шелохнулась. Будто приросла к проему.

— Да что за… — Стася добавила пару слов покрепче.

И ручку отпустила.

Развернулась.

— Как вы… да вы все… достали со своими выходками! — рявкнула она прямо в оскаленную конскую пасть. Зверь уже целиком на крылечко взгромоздился и теперь нависал над Стасей. И пахло от коня не конюшней, не хлебом и сеном, но отчего-то рыбой.

И этот запах раздражал несказанно.

— Покататься, стало быть? — Стася почувствовала, что внутри становится тепло. И тепло это напрочь туманило разум. — Покатаемся… так покатаемся…

Она вцепилась в длинную гриву да дернула изо всех сил. И демонический конь — а нормальной подобная скотина быть просто-напросто не могла — ошалело взвизгнул и попятился.

— Я тебе так покатаюсь… — Стася гриву не выпустила, а другой рукой вцепилась в конское холодное ухо и крутанула его, запоздало подумавши, что животинка-то покрупнее её будет, что вполне с нее станется Стасю опрокинуть.

Или затоптать.

И… одного удара копытом хватит, чтоб освободится.

Но ржание стало совсем уж жалобным.

— Выискался на мою голову… катальщик… стало быть, ты людей губишь? Стань, Сивка-бурка, передо мной, как лист перед травой! — рявкнула Стася, ухо не выпуская, и конь вздрогнул всем телом, а после замер, застыл даже, только глазом черным косил на Стасю. Кажется, и дышать-то боялся.

А сила, внутри находившаяся, выплеснулась.

И стихла.

— Понятно, что ничего не понятно, — немного постояв вот так, Стася все-таки ухо отпустило. А то тотчас к конской голове прижалось. Правда, это было единственное движение, которое позволила себе лошадь. — Бес…