Понаехали!

Стоит на краю купеческой слободы, где люди-то селятся уважаемые, но вот…

Невозможно.

Будто что-то изнутри мучило, терзало Аглаю. То ли совесть, то ли просто несварение. Хотя…

— Экипажу возьмите, — прогудел Фрол Матвеевич, оглядывая Аглаю со всех сторон. — А то ж это… невместно-то без экипажу.

— И провожатого, — поддержал брата Матвей Фролович.

— Троих, — купец растопырил пальцы для наглядности.

А уж хором они произнесли:

— Неспокойно ныне в городе.

Аглая хотела отказаться, все ж идти недалеко, но… согласилась. Нехорошо расстраивать людей, которые искренне желают ей добра.

Да и…

Действительно, неспокойно.

И понять Аглая никак не может причин этого вот неспокойствия.

— Извините, — сказала она, потупившись. — Но… просто… я не могу больше остаться здесь. С вашей женой все будет хорошо. И с ребенком тоже. Мальчик родится…

Купец крякнул и покраснел.

От радости.

— Вы только время от времени целителю показывайте, а так… она молода и здорова. И, думаю, еще не раз вас порадует.

…экипаж оказался каретою внушительных размеров, которую на подворье держали для гостей особых. И в эту самую карету Аглаю усадили со всем возможным почтением.

Сунули в руки корзинку с кренделями да плюшками.

Приставили короб с квасом.

На крышу — сундуки.

— Ткани там, — сказал Фрол Матвеевич.

— Наилучшие, — Матвей Фролович бороду огладил. — А то где это видано, чтоб всего-то пара сарафанов. Пошьете себе чего.

Аглая хотела было ответить, что шить она не умеет, да и… куда ей теперь наряды-то.

— Не побрезгуйте! — сказали купцы хором. — В благодарность…

Как им было отказать.

Да и надо ли?

Ткани ведь продать можно… правда, Аглая не очень понимала, кому и за сколько, но вот если в перспективе, если не сладится у неё с Козелковичем, если то странное, толкающее её вперед, не успокоится, ей ведь нужны будут деньги?

Да и те, что купцы на прощанье сунули, тоже пригодятся.

Надо было бы заглянуть, но… неудобно. Ей говорили, что думать о деньгах — удел людей подлого сословия, что воистину благородные никогда-то не задаются подобными вопросами, ибо есть куда более важные. А вот она, Аглая, все-таки благородная или не очень?

И если так…

…за проживание платить надо. Это она поняла. Но вот сколько надо? И как понять, дорого просят или не очень? А помимо проживания?

За готовку.

Уборку.

И… и еще за что? Аглая загибала пальцы, но больше так, для порядка, ибо понимала, что та, прошлая её жизнь, слишком уж отличалась от нынешней. Или той, которая будет. И что в той, которая будет, прежние её умения не так и нужны, а новые… откуда им взяться-то?

— Я справлюсь? — спросила она у Карамельки, которая выбралась из корзинки с котятами, чтобы устроиться на коленях. И сама себе ответила. — Я справлюсь.

Получилось, правда, без должной уверенности.

Но…

Что ей делать еще?

Дурбина Аглая заметила сразу. И тоже удивилась, потому что прежде-то она людей запоминала, признаться, с немалым трудом. А потом еще частенько путала, что несказанно забавляло Мишаньку.

Или злило.

В зависимости от ситуации.

И уж точно она бы не узнала никого из прежних знакомых своих вот так, в толпе. А тут…

— Стой! — крикнула Аглая и так громко, что вновь себе удивилась. Наверное, прав был Мишанька, вовсе она не годна в княжны, сколько ни учи, но та, простая кровь, наружу лезет.

И пускай себе.

Главное, экипаж остановился. И Аглая с неподобающей поспешностью выскочила из него, едва не скатившись на руки Дурбину.

— Здравствуйте, — сказала она, чувствуя, как вся-то вспыхивает от смущения.

— Здравствуйте, — эхом отозвался Дурбин.

И улыбнулся.

Аглая тоже улыбнулась.

— Как хорошо, что я вас встретила… я думала записку отправить, наверное, это было бы правильно, только как-то вот… думала и забыла. Со мною случается. А потом оказалось, что экипаж уже подали и некуда отступаться. И я решила, что если так приеду, то не выгонят?

— Не выгонят.

Он смотрел в глаза. И Аглая тоже. И… люди шли, люди обходили их, словно и Аглая, и Дурбин воздвигли вокруг себя незримую стену.

Или щитами укрылись.

Но щитов не было. Они просто стояли.

— Там… — молчать стало немного неудобно. — Я больше не нужна. Фролу Матвеевичу. Он, конечно, предлагал остаться, но правда в том, что я действительно ему не нужна. И жене его тоже. И… и зачем тогда отягощать добрых людей?

— Не думаю, что вы были в тягость.

— Я старалась… но… я вспомнила, что вы говорили про барона и решила, если спрошу, то… худого не случится?

Получилось отчего-то жалобно. И Аглая поспешила задать вопрос. Её ведь учили, что правильно заданный вопрос может полностью изменить настроение беседы.

— А вы… гуляете?

— Гуляю, — признался Дурбин. — Дома… там меня никто не гонит. И не упрекает. Но… как-то оно…

— Муторно?

— Именно.

— А… это ярмарка? — Аглае стало неудобно.

— Просто рынок. Подумал, что, раз уж собственных сил не осталось, то стоит хотя бы трав приобрести. Все одно большая часть недугов ими лечится.

— А здесь продают?

Мысль показалась Аглае на удивление здравой. И пусть собственная её сила никуда-то не делась, но… травы — это хорошо.

Правильно.