— Не бросать же мне их было! — Стася поглядела на купеческих дочек, что устроились тут же, при бочке, растянув кусок медвежьей шкуры. С другой стороны, видом всем показывая, что она не просто так, но дочь боярская, стояла Горыня.
И на Радожского не глядела.
Вот на всех глядела, а на него нет. Только хмурилась, когда голос слышала. А он этак весьма характерно не глядел на неё.
Ну как… прямо не глядел, а если вот не прямо и когда она отворачивалась, скажем, чтоб звездами полюбоваться или луной, или мало ли чего девица молодая во тьме ночной узрит, тогда глазом косил. Левым. Или правым. По обстоятельствам, в общем.
Главное, чтоб вовсе не скосил. А то мало того, что проклятый, так еще и косоглазый станется.
— Я больше не буду, — сказала Стася. — Наверное…
И вздохнули они одновременно: Ежи, Радожский и даже, кажется, свеи. Хотя им-то чего?
…ночной Китеж встречал огнями. Издали они казались единым целым, этаким рыжим маревом, которое дрожало и расплывалась, что над водою, что над землею. Марево это стирало белизну стен, размывало очертания домов и в воде отражалось. Стоило подойти ближе, и один огонь раскололся на множество иных, мелких, каждый из которых жил своей жизнью.
— Встречают, — тихо произнесла Горыня и вперед подалась, вглядываясь во тьму жадно, пристально. А потом вдруг отступила. — Я… можно у вас поживу?
Спросила и поглядела на Стасю жалобно.
— У меня?!
Нет, дом у Стаси большой, и места в нем хватит.
— Я… отец просто не поверит. Никогда-то мне не верил. А она… наследника носит. И что ей сделают? В тереме запрут, самое больше. Только её теремом не удержишь. И другим разом она что-то вновь да придумает.
— Я… — подал было голос Радожский, но осекся.
— Он и тебя не станет слушать, — покачала головой Горыня. — Он… он меня любит. И понимает, только… как её видит, так вовсе разума лишается. Нельзя мне домой. И… к тебе тоже нельзя. Слухи пойдут, а это… это лишнее.
Князь голову склонил. И вид у него сделался превиноватый.
— Если к государыне… но она никогда-то… и кто меня пустит? А то и вовсе… скажут, оговор… и куда мне?
Она спросила это так… растерянно, что Стася поняла: одним человеком в доме станет больше. Правда, имелось обстоятельство, которое несколько вот смущало. Одно дело купеческая дочь, даже если две, и совсем другое — боярская. Что-то смутно подсказывало, должно быть голос разума, что папенька Горыни этакому сюжетному повороту вовсе не обрадуется.
— А коли назад велит ехать? — похоже, смущало не только Стасю, если Баська поднялась. — Он же ж могет!
— Может, — согласилась Горыня.
Кажется, об этом она не подумала.
— Вот…
— Я откажусь, — она упрямо вздернула подбородок.
— А он холопов пошлет. И чего тогда? — Баська не собиралась отступать, но руки в бока уперла. И прядку волос сдула. — Воевать скажешь?
Вот воевать Стася пока не была готова.
— Возможен вариант… — князь неотрывно глядел на приближающийся берег. Узкий хищный корабль свеев замедлил ход, пробираясь меж широкими низкими ладьями. Он словно крался, приглядываясь к той суете, что царила на пристани.
Интересно, это у них всегда так или просто день… не задался?
— Если вы, Горыня Переславовна, изволите попросить принять вас во служение, скажем, неким сроком, а Анастасия согласится, — говорил князь медленно, растягивая слова. И каждое давалось ему с трудом. — Тогда вы заключите договор, скрепите его силой, и ни ваш отец, ни сам государь этот договор расторгнуть будет не властен…
— Ото ж! — отозвалась Баська, разрушив всякую торжественность момента. — Ты только королевича в награду не проси.
— Почему? — Горыня удивилась.
— Ну… королевичи — чай не коты, на всех не хватит.
С шумом скользнул в воду камень, служивший якорем, а пара тяжелых веревок взрезали воздух, чтобы тяжко шлепнуться на деревянный настил, где их подхватили, потянули.
— Королевич мне не нужен, — произнесла Горыня решительно. — Клянусь служить ведьме Анастасии…
— Волковой, — подсказала Стася.
— Волковой… верой и правдой!
— Три месяца, три недели и три дня… — Баська пыталась одним глазом глядеть на берег, другим на Стасю. И приплясывала от нетерпения, до того ей любопытно было.
— Три месяца, три недели и три дня… — повторила Горыня.
И над ладонью её поднялось переливающееся золотом облачко, которое Стася подхватила да и замерла, не зная, как дальше быть. Но тут же, чувствуя всеобщее напряжение, сказала:
— Принимаю твою клятву. По службе будет и награда.
Облако развеялась, а корабль скребанулся бортом о дерево, захрустел возмущенно. Откуда-то сбоку раздались крики и всхлипы, вскоре, правда, стихшие. А с той стороны уже тянули доски да ковры, спешно расстилая их поверх, готовя путь человеку, что самолично решил встретить свейский корабль…
Глава 23
Где сказывается, сколь непросто королевичем быть