- На кухню, - Лика нахмурилась, надеясь, что выглядит серьезно. Маменька вот всегда повторяла, что серьезности в Лике совсем нету.
Ну и ладно.
- Звать-то вас как? – поинтересовалась Аглая. И Лилечка кивнула, соглашаясь, что приличные девицы на кухню в сопровождении не пойми кого не ходят.
- Звать? – парень удивился.
Может, он из тех, кого все знают? Навроде Парамошки, деревенского дурачка, человека в сущности безобидного, но до жути приставучего. Как увидит, так и ходит хвостом, причитая, что грошик потерял. И главное, новый не берет. Лика пробовала давать.
А вот калачи и пряники берет.
При мысли о прянике стало совсем голодно. Нет, как назад ехали, матушка позволила перекусить, да только разве ж пара бубликов с водою ключевой обед нормальный заменит? То-то и оно.
Вон, и ведьма вздыхает горестно.
И Лилечка приплясывает.
- Зови… - парень задумался и в затылке почесал. Точно скорбный. Может, потому-то и позволяют ему в этаком виде ходить. Небось, сам-то не из простых, боярский сынок, но и с боярскими оно случается. Надо будет с ним помягче, чтоб, значится, не обидеть.
Не потому, как боярский, а просто, негоже скорбных разумом обижать.
- Славкой зови, - решился парень. – Идем, что ли?
- Идем, - согласилась Лика, подумавши, что не совсем он и скорбный, тот же Парамошка внятно говорить способен не был. Этот же болтает. – Только… ты еще отхожее место покажи, добре?
Ведьма вспыхнула, что цвет маков, будто Лика чего неприличного спросила. А оно все прилично. Небось, как припрет, так где потом искать? И гадить в углах не станешь. Все ж таки терем царский.
Лилечка вон хихикнула.
Парень же вздохнул и очи закатил.
- Туточки недалече, - сказал он. – А вам не показали?
- Как видишь, - было слегка обидно, потому как выходило, что, может, Лика и кругом благословенная, да только не столь и хороша, чтоб наравне с прочими невестами. Небось, боярских-то дочек в этакую дырень не сослали.
- Бывает, - парень усмехнулся этак, мягко, по-доброму. И Лика вздохнула. Поежилась.
- А тут… всегда так… холодно?
- Всегда. Старая часть дворца. Стены из камня сложены и толстого, иные, небось, в две сажени толщиной.
- Быть того не может!
- Еще как может. Старый дединец… там теперь библиотека. Низкие температуры способствуют сохранности рукописей. Еще артефакт, который влажность регулирует, поставили, стало совсем хорошо. Поэтому и работать предпочитаю рядышком. Обычно-то тут никто не живет, вот и…
…отхожее место оказалось и впрямь недалече. Правда, Лика вовсе не ожидала в царском дворце увидеть то же, что и в родном поместье. Правда, почище и стены цветами расписаны, но… с другой стороны, если подумать, то и цари тоже люди.
Что ж теперь.
- У нас погреб есть, там тоже холодно. И само по себе, а в позапрошлом году маменька еще артефакт купила. Дорогой, зар-раза…
- Лика! – охнула Аглая.
- Что? Маменька так сказала. А если маменька говорит, то и мне можно…
Парень повернул куда-то вбок, дверцу толкнул неприметную и на лестницу вывел, узенькую и тесную. Благо, хоть как-то свет сквозь окошки проникал, а то бы точно ноги переломали, если не сказать, что и шею.
- …и теперь, главное, вовсе студено. Молоко три дня стоит! Вот, - Лика сказала и спохватилась, что на царской кухне, верно, таких штук множество, а то и вовсе иные есть. Но парень кивнул:
- Принцип действия у них схожий, основан на стабилизации пространства под заданные параметры.
Ишь ты… а ведь говорит ровно, аккурат, что батюшка, когда не про поместье, а про времена былые, которые он изучать повадился. И даже будто бы свиток пишет.
Может, и не скорбный?
Точно… и хорошо, что Лика не стала совать ни грошика, ни калача, а то бы обиделся. Книжники, конечно, от скорбных мало чем отличные. Разве что говорят красиво. Но обидчивые… помнится, папенька, когда маменька отказывается его слушать, труд, тоже дуется долго.
Пока самовар не поставят.
- Голодный? – осведомилась Лика.
- Я? – Славка удивился.
- Ты.
- Ну… да… наверное. А время сейчас какое?
- Вечереет…
- Вечереет… - странным голосом проговорил он. – Вот же… я обещал недолго, а заработался. Маменька опять огорчится.
- Ругать станет?
- Станет, - повинился Славка, разом погрусневши. И грусть эта, в отличие от мудростей книжных, Лике была понятна.
- Повинись, - посоветовала она. – Сперва сходи к себе. Причешись. Оденься, если есть во что…
- Есть.
- Кликни кого, чтоб цветочков сорвали… букет. Скажи красиво чего…
- Чего?
- Чего-нибудь. Ты ж можешь.
- Ну… я как-то больше… по делу.
- А то не дело, - Лика спускалась осторожно, придерживаясь рукой за стену, которая вилась и закруглялась. – Все дело… скажи, что, мол, просишь прощения. Что не желал обидеть, но просто увлекся работой. Папенька так маменьке моей всегда говорит, когда забывает на обед явиться. Или там на ужин. И она ничего, прощает.
Славка кивнул так, рассеянно, явно задумавшись. Вот пусть и думает. Книжники только это и умеют.