Понаехали!

- А нас пущать и не надобно. Мы сами пустимся. Только поглянь, чтоб вещи наши привезли.

Девица засопела.

- Поглянь, поглянь, а то же ж сама понимаешь… я-то просто обижусь и жаловаться пойду, а ведьма и проклясть может…

Сопение прекратилось. А ответом Баське стал настороженный и до крайности недовольный взгляд.

- И туточки еще подруга моя быть должна, Маланька… и Горыня тоже, которая Соболева. Они, коль еще не в мыльне, тоже не откажутся, я мыслю.

Девица губу оттопырила и произнесла этак:

- Вы тут не больно-то… чай боярыни не обрадуются.

Это точно.

Боярыни совершенно не обрадовались.

Глава 36 О пиру царском и прочих жизненных невзгодах

Глава 36 О пиру царском и прочих жизненных невзгодах

 

…о, сколь часто мечты о рыцаре разбиваются о стирку доспехов.

 

Вывод, сделанный некоей романтичного складу девицей, на третий день после замужества.

 

Государь-батюшка прикрыл глаза, отрешаясь от гудения. И что характерно, гудели и мухи, где-то там, под расписным потолком, и бояре. Причем и те, и другие одинаково занудно. Это гудение убаюкивало, но отойти ко сну мешал локоток государыни, который в бок уперся.

- Твоя задумка? – спросила Прекраса тихо, одновременно кивнувши Кошанину, который кубок поднял, славя государя и царицу-матушку.

- Какая? – глаза пришлось открывать.

И боярину махать ручкой, чтоб сел, прочих не загораживая. Но стоило Кошанину на лавку опуститься, как тотчас поднялся Медведев, у которого голос был на диво громок.

- Со смотринами этими, - продолжила царица, улыбаясь столь ласково, что сделалось прямо-таки не по себе. Самую малость, но все же. – Люди недовольны.

- Люди всегда недовольны, - возразил Луциан, отщипывая крошку от осетра, которого в печи запекли целиком, обмазавши сметаной для мягкости. И внутрь чегой-то понапихали, отчего мясо сделалось сладким, рассыпчатым.

- Ты знаешь, о чем я. Люди надеялись…

- Пусть и дальше надеются.

Не то, чтобы любил он свою супругу, об этакой роскоши царям и мечтать-то не доводится, но вот всегда-то относился к ней с уважением. А после уж, как старшенького родила, так и вовсе привязался, прикипел. Чего уж больше?

И она-то, к слову, всегда-то отличалась немалым разумением.

Себя блюла.

Женскую половину терема держала крепко, так, что, если и случались там напасти какие, то проходили они сами собой. В государственные дела не лезла. Прежде от не лезла, но если случалось с ней беседовать о чем, то высказывалась ясно, с толком. Оттого и не чурался Луциан порой совет испрашивать, признавая за супругой разумность её.

- Все одно… на женской половине суматоха, - царица и Медведеву кивнула. – Ладно, ежели бы к отбору лишь боярынь допустили бы, в этом имелся бы смысл, но всех вот!

- Так испокон веков заведено было.

- И было, и убыло… все уж про этот обычай позабыли, - она редко позволяла себе показывать недовольство, но ныне, видать, то ли совсем притомилась, то ли и вправду зла была, ежели заговорила о таком. – Боярыни обижаются, что их с девками простыми уравняли. Те и вовсе… ни порядков не знают, ни воспитания не имеют. Боги милосердные, там, сказывали, и дочка горшечника есть!

- Пусть будет, - Луциан вот не видел проблемы в том, чтоб на смотринах дочка горшечника побывала. В конце концов, еще жрец сказывал, что перед богами все равны.

- Пусть будет?! – возмутилась царица, кажется, чуть громче. – Да… это же срам какой! А Гурцеева… или думаешь, я не знаю, откуда взялась?!

Вот, стало быть, в чем дело.

- Донесли?

- Поставили в известность, - царица изволила попробовать утиной грудки, в меду запеченной. – И… это правда?

- Истинная.

- То есть там, в тереме… сейчас живет мужчина? На женской половине?

- Целители утверждают, что женщина.

- Но раньше он… она… мужчиной был?!

- Раньше… кто там раньше кем только не был, - сказал Луциан примиряюще. – Сама понимаешь, с богами не спорят, раз уж благословили, то пускай…

- Пускай… - слабо промолвила царица, но видно было, что с этаким вот поворотом она категорически не согласная. – Пускай… об этом ведь не только я знаю! Завтра уже к тебе бояре потянутся, будут кричать, что их дочерей оскорбили. Опозорили…

- Передай, если вдруг и вправду кто тянутся вздумает, то, чтоб позора избежать, велю жениться.

- Кого?

- Того, кто опозорил.

- Гурцееву? – царица хлопнула глазами. – Она ж… девка!

- Так вы решите, если девка, то позору нет, если мужик, то пусть позорит и женится.

Царица замолчала, позволив себе нахмуриться. Впрочем, тотчас её лик разгладился.

- На всех? – уточнила она.

- Можно и на всех, - Луциан потянулся к перепелкам, которых страсть до чего любил. – Небось, жрец мне давече пел, что в книгах вышних прямого запрета нет, что, стало быть, можно брать столько жен, сколько содержать выйдет. А Гурцеевы – род богатый.

- Жрец? – ледяным тоном поинтересовалась царица, которой, видать, про эту беседу не донесли, то ли не успели, то ли побоялись. – Это какой же?