Понаехали!

И почему ничего-то толком, помимо двухчасового сидения, когда он, Елисей, вынужден был после пира слушать выразительное и не очень чтение каких-то книг, не вспоминалось.

- Да… слушок пошел, - Свят окончательно пришел в себя. – Что не все-то там и вправду благословлены, что жрецы давно уже приловчились чудеса творить. Для тех, у кого в мошне золотишко звенит, а то ведь чудеса нынче недешевы.

- Хм…

- Не хмыкай. Посмотри, кто прошел… я у нашего умника спрашивал, а он сказал, что в прежние-то года другой выбор был, что боярских дочек проходила едва ли четверть от всех, кто испытывался. Что-то там про процент и выбор твердил. Честно – не понял, понял только, что раньше среди невест боярынь было меньше всего. А у нас тут вдруг… и маменьке все нашептывают, что прочих надобно отселить куда подальше, дабы не вводили тебя в смущение.

Свят глядел серьезно.

И мрачно.

Этакий вид у него был аккурат на засечной черте перед прорывом.

- То есть, думаешь, что у боярынь наших благословение поддельное? А вот у тех девиц…

- Не у всех, - вынужден был признать Свят. – Но сам посуди… и Медведева, и Соболева, и… и все-то из думского ряду… и разом взяли да благословили? Там поди-ка разбери, кто и вправду благословенный, а кто…

- Если вскроется…

- Как? На них же печати немашечки. И силу божественную от так не изменишь. И… даже если к батюшке пойдем, сам знаешь, что ответит.

Елисей знал.

- Нет доказательств.

- То-то и оно… но… вот девки попроще… им платить за чудо нечем, стало быть, натуральное оно. Я так думаю… и мы с ними… ты вон тоже нашел кого-то.

- Мы просто беседовали.

- Так и мы… беседовали, пока мне дурь в голову не прилила… а хорошо сидели-то, - вздохнул Свят, поднимаясь. – Идем.

- Куда?

- К маменьке. Папеньку тревожить не след, а вот маменька… выслушает хотя бы. Заодно и выясним, откудова эта тварь взялась, которая решила, что мне от так в голову лезть можно.

Елисей вытащил флакон из кармана.

Поглядел.

И спрятал.

- Надо… надо пустить слух, что ты заболел. Крепко на тренирове зашибся…

- На тренировке?

- Ну… можно и правду, что тебе сапогом по лбу прилетело, отчего твой разум перестал носовую слизь вырабатывать…

Свят покраснел.

Побурел.

- Скажешь тоже… мне он давече булавой… пропустил… и ничего, погудело слегка, а тут от сапога ерундовина такая…

- Не важно, главное, что ты лежишь и едва дышишь, - теперь Елисей глядел на брата серьезно. И тот понял. Кивнул.

Сделал вдох.

И выдохнул.

- А… Акинька! Слышал!

Холоп, высунувшись из потайной комнатушки, кивнул. И добавил:

- А еще вам покой надобен! Оттого никому к вам неможно!

- От! Верно разумеешь.

Глава 48 О том, что не всяким знакомцам верить надобно

Глава 48 О том, что не всяким знакомцам верить надобно

 

Порядочный больной всегда соответствует поставленному диагнозу.

 

Из малого справочника гильдии целителей.

 

Книжника Лика обнаружила в той же комнатушке. Нет, она вовсе его не искала, но просто услышала вдруг шубуршание, как будто там мыша преогромная завелась, и решила глянуть. Для порядку. Вдруг и вправду мыша, тогда-то и жаловаться можно будет.

И требовать, чтоб переселили.

Но мыши не нашлось, зато обнаружился давешний книжник.

- Привет, - сказала Лика, подумавши, что, может, так оно и лучше. А то ведь тоска смертаная, тут скоро и с мышами беседовать станешь.

Если поймаешь какую.

- Доброго дня, - Славка почесал кончик носа пером. На носу уже пятно виднелось, и еще одно – на щеке. – Вы еще тут?

- Ага, - Лика приглашения не дождалась и вошла. Бочком. Оно-то, конечно, маменька попеняла бы за невоспитанность, ибо приличные девицы не приходят незваными, но Лика же не виноватая, что её не зовут. Этот вот… он же ж книжник.

А книжники – они все жуть до чего недогадливые.

- Я вчера говорил, чтобы переселили. Все-таки тут довольно прохладно и климат для ребенка не лучший. А…

- Гулять ушли, - сказала Лика, оглядываясь.

Эта комнатка, в отличие от той, которая им досталась, была просторна. Сюда б и четыре кровати влезло б, да для сундуков осталось бы место, а не то как они вчерась маялись, добро свое пристраивая.

Матушка, верно, очень обрадовалась, если прислала целую дюжину сарафанов. И Лилечке еще. Одной только ведьме ничего не прислали, и Лике стало её жаль.

Она-то поделилась.

Ей не жалко.

А ведьма покраснела, видно, неудобно ей сделалось, но отказываться не стала. И правильно. Стеснение стеснением, но не будет же она в одном и том же ходить.

- А ты?

- А я не пошла, - Лика присела на край сундука, который стоял у двери. Огроменный. И по виду старый, может даже древний. И что в нем этакого?

Папенька оценил бы.

- Почему?

- Не знаю… тесно тут, что ли… вот у нас, если гулять идешь, так по-настоящему… ну там, хочешь на речку, хочешь на поле. И верхами тоже можно. Я как-то в ночное ходила, правда, маменька потом ругалася, сказала, что если прознает кто, то замуж не возьмут.

Лика подумала и рукой махнула.

- И ладно бы… чего там хорошего.

- В ночном?

- В замуже.

- А любовь? – Славка склонил голову на бок. Вот ведь… и волосы торчат, и сам лопоухенький, и платье вновь измазал, что один рукав, что другой.