Понаехали!

…надо бы съездить, навестить, словом перемолвиться. Утешить, может. Хотя… как тут утешишь? От тут воображение Гурцеева напрочь отказывало. Не медовых же пряников с бусами ему везти? И супруга, опять же… надобно бы сказать, но как? Она Мишаньку любит. И вовсе рада не была, когда он на ведьме женился. Кого-то она там другого приглядела, но вот поди ж ты… надо сказать, надо, пока сама не прознала. Слухи-то, что мыши в старом амбаре, множатся.

Государь изволил принимать по-своему, по-домашнему. И сам-то, одевшись в платье простое, устроился близ окошка, за которым суетились, чирикали воробьи.

- Глянь, аккурат, что дума наша, - сказал он, указавши на пару особо наглых, что толкались да клевали друг дружку, норовя спихнуть с подоконника. – О чем баили?

- Да о том же… с ведьмами воевать собрались.

Государь головой покачал.

- Прям так и воевать?

- Договор пересмотреть.

- Пуп не развяжется? – он махнул рукой, отпуская холопов, которые, правда, далеко не уйдут. И не в недоверии дело, отнюдь, но порядок есть порядок.

Гурцеев на государя не обижался.

И шубу скинул, повел плечами, дивясь тому, сколь тяжела она стала. Все годы… уже немолод. И мнилось, что еще годик-другой… но кого за себя поставить? Мишаньку? От этой мысли он еще когда отказался, пусть с тоскою, но с пониманием, что не годится старшенький для этакой от службы.

Теперь и вовсе…

Гурцеев опустился на узорчатое креслице.

…средненького кликнуть?

Жена обидится, если среднего наследником назвать. От же ж… и умная, вроде, женщина, да только… как оно так вышло? Все дети, все ровные, а нет, Мишаньку бедового всегда паче остальных привечала.

- Они… забыли, что такое ведьмы, - вынужден был признать Гурцеев. – Сами виноваты.

- Ведьмы?

- И эти тоже. Устроили не пойми что. Своими торговать стали, как оно ни называй. Так и диво ли, что теперь другие тоже торговать хотят, только на своих условиях.

Государь-батюшка головой покачал.

- А Верховная что?

- А что она? Может, и не больно-то радая, но и силы особой, чтобы прочих переломить, не имеет… у них та же дума, где найдутся такие, которые скажут, что оно-то так и надобно, что честнее.

- И выгодней.

- Не без того, - вынужден был согласится Гурцеев и по знаку государя наполнил кубки ключевою водой. Сам пригубил из обоих. Замер, глаза прикрывши, прислушиваясь к этой вот воде, в которой, конечно, не так уж многое растворить можно, но все же…

Но нет, вода была водою и ничего-то более.

- Она, конечно, воспротивится, но… Бетка давно верховодит, к этому часу многие иные в силу вошли. Кинут вызов да и… будет новая Верховная, - Гурцеев рукой махнул.

- А нам оно как? – задал государь-батюшка главный, волновавший его вопрос.

- В том и дело… еще б седмицу тому я бы сказал, что нам оно никак, хоть так, хоть этак… от ведьм особой пользы и нетушки. Да, силы прибавляется, но… если прежними-то временами прибавлялось изрядно, то тепериче сущие капли, без которых обойтись можно. Потому и вопрос скорее престижу, чем живой надобности. Хотя вот… дети, конечно… от ведьм всегда с даром, тогда как в ином разе всякое приключится может.

Тут Гурцеев выкладывал собственные мысли.

- Но теперь? – государь-батюшка не сводил с Гурцеева внимательного взгляда.

- Теперь… признаться, не поверил, когда мне отписалась. Нет, понимал, что шутить Бетка не станет. Не тот она человек, чтоб шутить с подобным, но от и поверить… пока не увидал…

- Стало быть, вправду?

- Вправду.

- Не иллюзия?

- Нет… настоящая… и целители, коих призвал, тоже клянуться, что целиком, до самого нутра, простите боги, женщина.

- Вот так просто… - государь воды отпил и задумался. – То есть, она пожелала и…

- И… - Гурцеев вздохнул тяжко и признался. – Жене как сказать, не ведаю…

Луциан Третий покивал сочувственно.

- А главное, что? Я этому дураку твердил… но кто ж послушает? И теперь от… если одна смогла, как знать, сумеют ли другие? И что именно сумеют? Теперь-то, конечно, может, особой любви и нету, но никто-то не рискует ведьму обидеть. А как покупать станут? Оно ж всегда, ежели куплена, то и владеешь всецело, -странно, но язык, всегда-то Гурцееву служивший верой и правдой, стал вдруг неповоротлив, да и слова нужные в голову не приходили, оттого и сделалась речь нехороша, сбивчива, будто бы он не перед государем стоит, но перед собственным строгим батюшкою, которому и докладывается.

- Их это не остановит, - Луциан повернул кубок, и камушки, вделанные в золото, блеснули. – Придумают, как себя защитить…

Придумают.

И дело времени лишь, кто первым предложит ведьме силу запечатать. На кой она замужней-то? Ей замужем тихо сидеть надобно. А что закрытая, она проживет меньше, нежели богами отведено, так о том и промолчать можно.

Главное, детям чтобы дар отцов передался.

Нехорошо.

До того нехорошо, что просто зубы сводит. А может, не от этой от нехорошести, но от холодной воды, которую государю из собственных заговоренных ключей подымали. Сказывали про те ключи многое, и сколько в том правды было, Гурцеев не знал да и знать не желал. Только думалось после этой вот водицы легче.