Понедельник - день тяжелый. Вопросов больше нет (сборник)

— С кем вы разговаривали?

— Со многими. Все в один голос…

— С кем именно?

— Я сказал — со многими. С Телятниковым, с председателем фабкома Бирюзовой. Она дополнила — очень, говорит, шумный парень. Не в мать, та уравновешенная, а этот крикун, требовал, чтобы ребенка вне очереди и ясли взяли. А когда отказали, он скандал затеял…

— Еще с кем говорили?

— Со многими. Телятниковым, с Бирюзовой…

— С кем еще?

— Да вот еще, совсем забыл. С дружинниками. Один Яковлев, другой Володин, Оба и один голос: «Пропал Грохотов. Попал как кур во щи!» Я, естественно, уточнил: «Манкирует?» Отвечают: «Не то слово! Совсем не видим».

— У вас все, товарищ Митрофанов?

Оттого, что я назвала его по фамилии, а не по имени и отчеству, у Митрофанова по лицу пробежало недоумение, даже, пожалуй, испуг, и он торопливо ответил:

— Все, все… Все точно, Лидия Михайловна…

— Хорошо, товарищ Митрофанов. Вы свободны.

Но он не уходил.

— Написать?

— Нет, спасибо…

Он вышел, а я подумала: почему я так устала? День только начался, а я устала. В чем дело?

В дверь постучали.

— Войдите!

На пороге Митрофанов. На лице приятная улыбка, правда, немного растерянная…

— Я забыл сказать… Дополнить можно?

— Говорите.

— Ради объективности хочу сказать. Хорошую характеристику товарищу Грохотову дал мастер цеха…

Он полез за записной книжкой.

— Несмотря на допускаемый товарищем Грохотовым в последнее время брак, он несомненно хороший производственник, проявляет заботу…

— Хорошо, Василий Андреевич…

Я пожалела инструктора, назвала его привычно — по имени и отчеству. И он ушел, видимо, немного успокоенным.

А пожалела ли? Полно, так ли? Может, себя, Лидия Михайловна, пожалела? Может, неумышленно, подсознательно уклонилась от прямого разговора с Митрофановым? Я же не поверила ему? Он ведь не выяснил по-настоящему судьбы Грохотова. Как часто мы говорим в таких случаях о других: «Отнесся формально к серьезному делу, бездушно». А если он прав? И Грохотов действительно такой, каким его видят Телятников и Митрофанов? Голосовали же на собрании многие коммунисты против него? Ошиблись? Они с ним вместе работают, и не первый день. А ты увидела Грохотова только на бюро. И уже решила, вернее, почти решила, что допустила ошибку, и не только сама, а все члены бюро. Правда, не все. Профессор не голосовал, воздержался. И Семен Максимыч, председатель райисполкома, не голосовал…

И чем ты опровергнешь все сказанное Телятниковым? Интуиция, скажешь? Вера в людей? Отставного интенданта тоже в партию когда-то приняли, а он склочником оказался, пьяницей… Нужна не женская доброта, не интуиция, а точное знание человека. А у тебя, товарищ секретарь, даже приблизительного представления об этом парне нет. Понравился? Лицо хорошее, глаза честные, чистые. А какие глаза у заведующего районным отделом народного образования Краева? Открытые, добрые, а сама знаешь, кто он такой, — очковтиратель.

Нужно знать не приблизительно, а точно, «совершенно верно», как говорит Семен Максимович.

А что ты, Лидия Михайловна, сделала, чтобы знать «совершенно верно»? Поручила Митрофанову? Вот он тебе и выяснил, как мог, как умеет. Именно, как умеет. А ты научила его уметь по-иному? Научила? Ну, скажи, товарищ секретарь, скажи сама себе, честно, прямо. Нет, не научила.

Чего же ты хочешь? Ну давай оправдывайся сама перед собой, придумывай причины.

Первое: Митрофанова научить уже нельзя. Он, правда, молодой, но болен. Чем он болен? Давай, секретарь, договаривай… Ну, найди формулировочку. Нашла? Болен невниманием к людям. Так. Болен. А зачем же ты его держишь в аппарате райкома? Да не в аппарате, а па партийной работе. На партийной работе! Вот тебе и первое. Ни второго, ни третьего уже не надо. Сама во всем виновата…

Может быть, давно надо было поговорить с Митрофановым, помочь ему найти настоящее место в жизни. Возможно, из него бы хороший, даже отличный работник вышел.

Разберись, Лидия Михайловна, разберись во всем. Телефонные звонки не главное, заседание — тоже не главное. А в чем же главное? Разберись!

НЕ СВАЛЯЙ ДУРАКА, ТЕЛЯТНИКОВ!

Я полагал, что Грохотов на меня обидится, на бюро райкома я выдал ему по первое число! А он зашел в партком и, как ни в чем не бывало, поздоровался со мной. Я спросил, что ему надо, он ответил, что ему нужен не я, а секретарь партбюро отделочной фабрики Кожухова.

— Ее здесь не было и не будет, — отрезал я.

Но как раз в этот момент вошла Кожухова. И Грохотов ядовито (иначе он не может), в присутствии Кожуховой заявил:

— Вы, как всегда, говорите только правду!

Каков мальчик!

Потом они сидели в «предбаннике» и о чем-то долго разговаривали. Я расслышал, как Кожухова сказала:

— Допустим, со взносами ты, Коля, абсолютно прав…

Она, курица, любит это слово «абсолютно». А потом она

ему еще сказала:

— В партию, Коля, не просятся… В партию принимают достойных.

Не такая уж она курица. Оказывается, и у нее есть характер.

— Поработай, Коля, поработай. Докажи, кто ты есть. Двери партии перед тобой наглухо не захлопнуты. Как почувствуешь себя абсолютно подготовленным — постучись!