Понедельник - день тяжелый | Вопросов больше нет (сборник)

Пеликанова оставили. Он действительно оправдал надежды старого литератора — написал повесть для детей «Скачка с препятствиями».

Повесть имела успех. Правда, печатных отзывов не было, но один критик в устном выступлении отметил глубокое проникновение автора в психологию коня. Ободренный вниманием, Пеликанов доказал животворное влияние критики — начал выдавать рассказы о животных, благо материал оказался под рукой — в Краюху приехал на гастроли цирк. Особенно удался рассказ о льве Керосине, влюбленном в свою дрессировщицу. Рассказ, отпечатанный на обороте цирковой программы, принес Пеликанову славу, и он окончательно отказался от мысли возвратиться к ветеринарной практике.

Пеликанова начали приглашать на разные заседании, избирать в президиумы, посылать на творческие встречи с читателями. Он так бы и жил, спокойно купаясь в лучах славы, как в нарзанной ванне. Но в уютную, без душевных треволнений, жизнь грубо вмешались местные критики, выросшие в литературном объединении «Основа». Критиков было трое — суровый, как следователь по особо важным делам, Иван Колдыбин, всегда улыбающийся, но очень ядовитый Алексей Трынов и еще не определившийся окончательно, но уже подающий надежды Митя Осокин. Пробыв в литературном объединении по нескольку лет, они поняли, что их стихия — критика. И всерьез взялись за Пеликанова.

Сигналом к решительному наступлению послужила статья Колдыбина: «Куда и на чем двигается писатель Пеликанов?». Блистая эрудицией, Колдыбин упомянул про Россинанта, Холстомера, Изумруда и прочих героев классической литературы. Статья заканчивалась вопросом: «Что такое „Гнедко“ Пеликанова по сравнению с „Изумрудом“ Куприна? Так себе, мелкое, неодухотворенное. И когда, наконец, наш прозаик перестанет мельчать, а примется за монументальное современное полотно?»

Пеликанов долго не поддавался и продолжал сочинять рассказы про животных. Ассортимент стал у него шире — к лошадям и львам прибавились кошки и кролики. Но после статьи Колдыбина он сдался и заявил, что взялся за широкое полотно. На очередной встрече с читателями он сообщил, что собрал материал и приступил к роману-трилогии из жизни местных кустарей-деревообделочников. Это обещание напечатали в газете «Трудовой край», и с тех пор каждый рассказ Пеликанова встречался тройным залпом. Сначала Колдыбин бил по автору кувалдой: «Опять Пеликанов нас не порадовал. Вместо полотна выдал эскиз!» Затем поучал Алексей Трынов: «Дал слово — держись, а обещать не надо!» Добивал Д. Осокин: «Нашему автору до романов, видно, плыть да плыть. Опять у него мелочь. Как это грустно!»

Терпенье Пеликанова лопнуло. Он написал критическую статью: «Ответ по существу». И напечатал ее в альманахе «Северное сияние». И все. С тех пор уже четыре года, как Пеликанов забросил своих лошадей, дрессированных морских и сухопутных львов, упрямых ослов, добродушных слонов и вороватых кошек. Теперь он пишет только теоретические и критические статьи, избрав своей специальностью научно-фантастическую и приключенческую литературу, — благо ее в магазинах хоть отбавляй.

Однажды в Краюху прибыл ответственный деятель Союза писателей, тридцать лет назад написавший маловысокохудожественный роман «Эх, дорога!» и с тех пор целиком отдавшийся организационной работе. Говорили, что там, где побывает бывший романист, литературы, может, и не возникнет, но отделение союза со штатным секретарем и уполномоченным Литфонда появится обязательно. Но даже такому многоопытному работнику ничего сделать в Краюхе не удалось — увез только тезисы своей будущей докладной записки литературному начальству и вполне законченное заявление Пеликанова о ссуде — занятие критикой начинало губительно сказываться на его бюджете.

Явное отставание краюхинских литераторов, бегство композитора Долинского плюс окрестные пейзажи вывели художников на первое творческое место. Красх — как сокращенно называли Краюхинский союз художников — занял все ключевые позиции, его представители были в партийном комитете, горсовете, редакции, в отделении общества по распространению всевозможных знаний, в Доме пионеров и даже в отделении банка — кассир банка по совместительству являлся бухгалтером-кассиром Красха.

Летом 1955 года Красх переживал бурные дни: истекал срок полномочий председателя и председателей ведущих секций: живописной, графики, эстампа, спорта, скульптуры и декоративной. Не переизбиралась лишь председатель секции критики Татьяна Муфтель, поскольку она была единственной представительницей этого жанра.

Графики желали во что бы то ни стало видеть председателем Макара Дормидонтова — старого мастера иллюстрации. Во-первых, это было все-таки имя — Дормидонтова знали в Москве. Ему охотно заказывали иллюстрации на древнерусские темы. Графики отлично понимали мягкую душу старого мастера, знали, что председателем он будет только числиться, а вертеть всем станет Егор Бодряев — автор единственного полотна «Квас-батюшка», но зато бойкий организатор всех заказов.