Пони

Знаю, в это трудно поверить, но я помню день, когда умерла моя мать. Бoльшую часть того дня я провел в ее животе и слышал, как бьется ее сердце при родах: словно маленькая птичка, которая рвется на волю. Когда я наконец появился на свет, Па положил меня ей в руки, я заерзал, и она улыбнулась. Но птичка в ее груди уже готовилась улететь. Мама успела отдать меня обратно Па как раз перед тем, как душа покинула ее тело. Я видел это своими младенческими глазами и помню до сих пор совершенно отчетливо: ее душа поднялась, как от пламени поднимается дым.

Разумеется, услышав такое, вы сразу подумаете, будто это Митиваль описал мне картину моего рождения и я усвоил ее как собственное воспоминание, однако это не так. Я помню все до мельчайших деталей. Помню мамины глаза, помню, как она улыбалась, несмотря на усталость и горечь оттого, что ей не довелось побыть со мной в этом мире подольше.

Уж и не знаю, почему, отъезжая от дома, я думал об обстоятельствах своего появления на свет. Когда находишься в смятении, в голову приходят самые неожиданные мысли. Должно быть, покидая дом, я думал о маме, а иначе как объяснить, что я зачем-то взял с собой ее баварскую скрипку? Тем более что путешествие предполагалось коротким. Футляр со скрипкой висел на крюке около двери, как висел там двенадцать лет, всегда закрытый, всегда почитаемый, и вдруг ни с того ни с сего я схватил его и вынес из дома. А меж тем руки у меня были и без того полны: моток веревки, нож, фляга воды, мешок с хлебом и солониной. И все это были нужные в дороге вещи. Но скрипка? У меня нет логичного объяснения, могу только предположить, что порой жизнь знает, куда она идет, когда ты сам этого еще не понимаешь. Наверное, где-то в тайных комнатах моей души жило знание о том, что домой я больше не вернусь.

2

Пони не слишком быстро ступал по высокой траве, и Митиваль без труда поспевал за ним, шагая рядом. Но Аргус не имел никакого желания кого-то догонять. Как бы ни просил я его поспешить, сколько бы ни цокал языком, призывая его, мой одноухий пес безразлично трусил позади на своих кривых лапах. А когда мы добрались до вершины холма, он посмотрел на меня, словно хотел сказать: «Я возвращаюсь домой, Сайлас, прощай!» – развернулся и без малейших колебаний припустил обратно.

– Аргус! – крикнул я ему вслед.

Мой вдруг охрипший голос увяз в сыром воздухе. Я стал разворачивать пони, чтобы догнать собаку.

– Не надо, – остановил Митиваль. – Он и сам доберется до дома.

– Не могу же я оставить его одного.

– Этот пес прекрасно обойдется без нас, Сайлас. Если проголодается, то наведается к Хавлоку, как всегда. Да и потом, к ночи ты будешь дома. Так? Ты же обещал.

– Да, – кивнул я, ибо таковы были мои истинные намерения в тот момент.

– Ну так пусть себе возвращается домой, а мы сможем прибавить шагу. Больше не придется поджидать этого рохлю.

Митиваль бросился бегом вниз по склону. Холм с этой стороны порос бизоновой травой, а между плитами песчаника пробивались кустики ядовитого цветоголовника. Вот почему в наших краях не развивалось фермерство и, как следствие, жило мало людей – можно прошагать и час, и два, но не встретить ни души. Сюда не ступала нога земледельца, скотоводы бежали отсюда. Забытая богом Пустошь, так нужно было обозначить нашу местность на карте.

Я сделал глубокий вдох и слегка сжал пятками бока пони, чтобы он прибавил шагу и догнал Митиваля. Мне было страшно погонять коня – вдруг он разозлится и сбросит меня на землю или сорвется в галоп. Но вместо этого пони пошел легчайшей рысью. Казалось, он парит в нескольких футах над равниной.

– Ого, что это за всадник на быстроногом коне! – восхищенно ахнул Митиваль, когда мы его опередили.

Я натянул поводья, притормаживая:

– Видишь, он не скачет, а скользит! И почти не касается копытами земли!

– Тебе достался хороший конь, – признал Митиваль и улыбнулся.

– О, не просто хороший, – ответил я и наклонился вперед, чтобы похлопать лошадь по шее. – Правда же, Пони? Ты гораздо лучше, чем просто хороший, да? Ты чудо-конь, вот ты кто.

– Значит, так ты назвал его – Пони?

– Нет… Пока не придумал ему имя. Может, Буцефал? Так звали коня Александра Великого…

– Я знаю, кто такой Буцефал! – возмущенно перебил меня Митиваль. – И это слишком уж звучное имя для такого невысокого жеребчика. Пони, на мой взгляд, лучше. Гораздо больше ему подходит.

– А мне кажется, не очень. Говорю тебе, в этом коне есть что-то особенное.

– Я и не спорю. Но все равно считаю, что кличка Пони для него – самое то.

– Нет, я придумаю что-нибудь получше, вот увидишь. Хочешь поехать верхом вместе со мной?

– Нет-нет, я люблю ходить пешком. – И он пнул босой ногой узловатый кустарник. Сколько я его помню, Митиваль никогда не носил обуви. Белая рубашка, черные брюки, подтяжки. Иногда – шляпа. Но всегда босиком. – Хотя должен признать, здешняя почва какая-то странная.

– Должно быть, это солончаковые пятна, – определил я, присмотревшись. – Па тут копает бром.

– Похоже, будто идешь по дну пересохшего пруда.

– Помню, Па рассказывал, что когда-то тут был океан, миллионы лет назад.