— Это мой предсвадебный подарок тебе, — сказал Стас, разворачивая подарок, чтобы показать его мне во всей красе. — Чтобы ты на нашей свадьбе не замерзла.
Я против воли подошла и дотронулась до того, что он мне подарил: мягкий и очень красивый полушубок из белого меха норки с отделкой, как я позже узнала, из меха соболя на капюшоне. Мне стало даже неловко — это был очень дорогой подарок.
— Стас, ты меня слишком балуешь, — попыталась я возмутиться. — Ты ставишь меня в неловкое положение такими дорогими подарками…
Но Стас тут же возразил:
— Эль, если у меня есть возможность порадовать свою любимую женщину дорогими вещами, значит я это буду делать.
— Ты мне уже столько подарков и сюрпризов сделал, что я даже не знаю, чем тебе ответить.
— Не нужно мне отвечать — твои сияющие глаза самый лучший ответ. А подарок… Когда-нибудь ты мне еще сделаешь подарок, и не один.
Интересно, неужели это я настолько хорошо стала читать его скрытые мысли, или же Стас не особо старался спрятать истинный смысл брошенной фразы? Я точно знала, про какой подарок он сейчас говорил — о ребенке. Конечно же для него, так и не успевшего познать, что же такое быть отцом, рождение ребенка станет настоящим подарком. И все же, помня свое обещание не торопить меня в этом вопросе, Стас не высказал свое желание вслух. Не знаю почему, но это заставило меня призадуматься.
— Так и будешь стоять и в руках держать, — прервал мои размышления голос Стаса. — Может примеришь?
— Сейчас? — я была несколько смущена.
— Да. Давай я тебе помогу. — Он взял у меня из рук меховое изделие и помог снять куртку, а потом быстро накинул на плечи свой подарок, помог застегнуться и накинул на голову капюшон. — Что скажешь? Тепло ль тебе девица, тепло ль тебе красная?
Я засмеялась, вспомнив эти слова сказочного персонажа Морозко из одноименного фильма, и весело ответила.
— Ну и что я на это должна ответить? Есть два варианта, — и стараясь подражать интонации Инны Чуриковой в данном фильме я протянула. — "Да ты что, дед, обалдел совсем? Видишь, у меня руки и ноги замерзли! Подавай скорее жениха! Да приданого! Да побольше!" или же подойдет другое: "Тепло, Морозко! Тепло батюшка!"
Стас хохотал во весь голос. Он притянул меня к себе и поцеловал в нос.
— Да, с тобой не соскучишься. Кроме шуток, нравится?
Я освободилась из его объятий и подошла к машине, чтобы посмотреть на свое отражение в тонированных стеклах.
— Очень, — честно ответила я, крутясь перед импровизированным зеркалом. — И главное, тепло.
— Вот и хорошо, — Стас подошел ко мне сзади и обнял за талию, — теперь я буду уверен в том, что на свадьбе ты не замерзнешь.
— Спасибо тебе большое, — я развернулась в крепких объятиях и нашла теплые губы, — даже и не знаю, как тебя отблагодарить.
— Потом отблагодаришь. А теперь поехали-ка домой, а то пока по этим пробкам доберемся, уже поздно будет.
Пока мы ехали в машине, я всю дорогу размышляла. У меня все в душе переворачивалось, когда я видела, как Стас украдкой, думая, что я не вижу, с грустью в глазах смотрит на чужих малышей. Мне кажется, что он даже неосознанно тянется к ним — когда в обувном магазине рядом с ним упал один маленький карапуз, а его мама была далеко и не успевала к нему подбежать, Стас первым ринулся поднимать малыша. И нужно было видеть его в тот момент — он как будто прикасался к чему-то недоступному, священному. Так имею ли я право лишать его того, чего он так хочет — семейного счастья, тепла, радости отцовства? Я и так уже один раз отняла у него все это. Мы теперь семья, а это значит, что нельзя больше думать только лишь о себе — теперь нужно думать о НАС. И все же сомнение в себе самой у меня оставалось — а смогу ли я снова отдать всю себя без остатка другому ребенку? Не забуду ли я Анечку?
Этой ночью, впервые за долгое время, мне снова приснилась Анечка. Она что-то весело мне рассказывала, но что именно, я никак не могла уловить. Раздавался ее звонкий смех, а потом она вдруг отчетливо произнесла:
— Мамочка, а ты ведь меня не забыла? Я очень по тебе скучаю. Очень хочу к тебе.
Вдруг все сменилось: я вновь оказалась с ней на той злосчастной остановке. Мы стояли и разговаривали, и как в замедленной съемке на нас снова неслась та машина. И я снова не успела ничего сделать, чтобы спасти свою малышку. Последнее, что осталось в моей памяти о том дне — это мой крик и темнота.
Я очнулась от того, что меня крепко прижали к теплому телу, чья-то рука гладила голову, и слышался успокаивающий тихий голос. И тут дом меня наконец-то дошло, что это Стас. Я окончательно вынырнула из своего кошмара и разрыдалась, уткнувшись лицом в его грудь.
— Тише, родная моя, тише, — слышала я его шепот, — я здесь, рядом с тобой. Тише, маленькая…