Однако он этого не говорил и не думал — по крайней мере, не говорил и не думал сознательно. Напротив, для достижения своей цели он изобрел предлог в виде своего мнимого уродства. Придавая этому маловажному факту преувеличенное значение, он получал веские основания для того, чтобы заниматься тем, чем хотел заниматься на самом деле. Все, что ему теперь требовалось, — это мужество пользоваться своим уродством в качестве предлога для преследования своей тайной цели. Если бы он сказал, что хочет вести отшельнический образ жизни для того, чтобы исключить из жизни все, что могло бы помешать ему достичь своей цели, его амбиции были бы всем ясны. Хотя он бессознательно жаждал сыграть героическую роль, он этого не осознавал.
Мальчику никогда не приходило в голову, что для достижения этой одной цели он готов рискнуть всем в жизни. Если бы он сознательно решил поставить на карту все, чтобы стать великим ученым, он не был бы так уверен в себе, как в том случае, когда пытался заявить, что не смеет появляться в обществе из-за своего безобразия. Кроме того, любой, кто решился бы открыто признать, что готов принести все личные отношения в жертву своему страстному желанию быть первым и лучшим, выставил бы себя перед всем светом на посмешище. Это была бы страшная, немыслимая идея. Некоторые мысли мы не можем выражать чересчур открыто — как из-за нас самих, так и из-за других. По этой причине основополагающий принцип всей жизни этого мальчика должен был оставаться в бессознательном.
Если мы, обнаружив истинные мотивы, движущие кем-то, покажем ему тайные пружины его души, мы, естественно, нарушим равновесие всей его психики. То, что данный индивидуум старался предотвратить любой ценой, теперь происходит! Его бессознательные мыслительные процессы выставлены на всеобщее обозрение. Немыслимые мысли, несостоятельные идеи, склонности, которые, будь они сознательными, изменили бы весь образ нашего поведения, разоблачены. Для людей вообще характерно хвататься за мысли, оправдывающие их социальную установку, и отвергать любую идею, которая могла бы помешать ее выполнению. Люди решаются делать только то, что, согласно их мировоззрению, имеет для них ценность. Мы признаем все, что для нас полезно; все, что нам не подходит, отсылается в наше бессознательное.
Во втором случае мы встречаемся с еще одним очень молодым человеком, отец которого, учитель, также постоянно побуждал его к тому, чтобы тот был первым в классе. В этом случае тоже детство мальчика состояло из сплошных побед. За что бы он ни брался, он всегда добивался успеха. Он был одним из самых обаятельных в своем окружении и имел несколько близких друзей.
После того как ему исполнилось семнадцать лет, с ним произошла большая перемена. Он перестал получать от жизни какое-либо удовольствие, стал мрачным и рассеянным и изо всех сил старался уйти от мира. Не успев с кем-нибудь подружиться, он уже с ним порывал. Никто не понимал его поведения. Отец юноши, однако, надеялся, что замкнутая жизнь позволит ему больше времени посвящать учебе.
При лечении этот юноша все время жаловался, что отец лишил его всех жизненных радостей, что он не может обрести достаточной уверенности в себе и мужества, чтобы продолжать жить, и ему ничего не остается, как провести остаток своих дней в мрачном одиночестве. К этому времени он уже стал хуже учиться и не успевал в колледже. Юноша объяснил, что перемены в его жизни начались с вечеринки, где его невежество в области современной литературы сделало его объектом насмешек со стороны друзей. Это и несколько других подобных происшествий заставили его самоизолироваться и избегать общества. Он был одержим навязчивой идеей, будто в его несчастьях виновен отец, и их отношения ухудшались не по дням, а по часам.
Эти два случая имеют много сходного. В первом случае нашему пациенту причинило ущерб соперничество с сестрой, между тем как во втором виной было его агрессивное отношение к отцу. Обоими пациентами руководила идея, которую мы привыкли называть героическим идеалом. Оба они настолько прониклись своим героическим идеалом, что потеряли всякую связь с жизнью, пришли в уныние и решили, что совершенно устраниться от жизненной борьбы будет лучше всего. Но можем ли мы поверить, что второй пациент открыто признался себе: «Поскольку я не могу стать великим героем, я удалюсь от жизни и проведу остаток своих дней в мрачном одиночестве»?