Понять природу человека

Теперь рассмотрим сновидение двадцативосьмилетнего пациента. Сюжет этого сна, мечущийся вверх и вниз, как график температуры, ясно показывает, какие заботы наполняют жизнь этого человека. В нем нетрудно распознать чувство неполноценности, дающее почву для стремления к власти и доминированию. Он говорит:

«Я совершаю поездку по морю вместе с группой людей. По дороге мы сходим на берег, так как судно, на котором нам приходится плыть, слишком маленькое и ночевать мы должны в городе. Ночью мы получаем весть, что наше судно тонет, и всех пассажиров зовут откачивать воду помпами, чтобы оно не пошло ко дну. Я вспоминаю, что у меня в багаже есть ценные вещи, и бегу на судно, где все остальные уже откачивают воду. Я пытаюсь уклониться от этой работы и ищу трюм, где хранится багаж. Мне удается выловить свой рюкзак через окно, и вдруг я вижу, что рядом с рюкзаком лежит перочинный нож, который мне очень нравится. Я кладу его в рюкзак. Между тем судно погружается, все глубже и глубже, и я вместе с одним знакомым спрыгиваю с него. Мы прыгаем в море и добираемся до суши. Поскольку причал слишком высок и на него не забраться, мы идем вдоль него и подходим к крутому обрыву, с которого мне необходимо спуститься. Я соскальзываю вниз. С тех пор как мы покинули судно, я не видел своего спутника. Я скольжу все быстрее и быстрее и боюсь, что погибну. Наконец я достигаю подножия обрыва и падаю перед другим знакомым.

Это молодой человек, которого я знаю не очень хорошо, он когда-то участвовал в забастовке и абсолютно молча ходил между забастовщиками. Мне он понравился. Он встречает меня укоризненными словами, как будто ему известно, что я бросил своих товарищей на корабле. „Что ты здесь делаешь?“ — спрашивает он. Я пытаюсь ускользнуть из этой пропасти, со всех сторон окруженной крутыми обрывами, с которых свисают веревки. Я не решаюсь воспользоваться этими веревками, потому что они слишком тонкие. Я продолжаю пытаться выбраться из пропасти, но все время соскальзываю вниз. Наконец я наверху, но не знаю, как я туда попал. Мне кажется, будто я специально не захотел видеть эту часть сна, — словно мне не терпелось, и я хотел ее проскочить. Наверху по краю обрыва идет дорога, отделенная от пропасти забором. Мимо проходят люди и дружески приветствуют меня».

Если мы оглянемся на жизнь этого пациента, первое, что мы узнаем, — до четырех лет он постоянно страдал от тяжелой болезни и даже после этого часто болел. Слабое здоровье сделало его предметом постоянных забот и тревоги родителей. Его общение с другими детьми было очень ограничено. Когда он хотел установить контакты со взрослыми, родители всегда заявляли ему, что детей должно быть видно, но не слышно и что детям не подобает общаться со взрослыми. Таким образом, в раннем детстве он не смог завязать отношений, необходимых для жизни в обществе, и общался только с родителями. Далее это привело к тому, что он значительно отставал в развитии от сверстников. Неудивительно, что они начали считать его глупым и вскоре он стал предметом их насмешек. Это обстоятельство также мешало ему обзавестись друзьями.

Чувство неполноценности, и без того сильное, от всего этого еще более обострилось. Пациента воспитывал действующий из лучших побуждений, но очень вспыльчивый отец, по профессии военный, и слабая, не отличающаяся умом, крайне деспотичная мать. Хотя его родители делали все от них зависящее, чтобы дать ему, по их понятиям, наилучшее воспитание, он воспитывался в чрезвычайной строгости. В развитии пациента значительную роль играли запреты. Одно из сохранившихся у него ранних и очень ярких детских воспоминаний заключалось в том, что, когда ему было всего лишь три года, мать заставила его простоять полчаса на коленях на горохе за то, что он проявил непослушание, хотя она знала причину этого: он испугался человека, скакавшего на лошади, и отказался исполнить поручение матери. Нашего пациента секли очень редко, но если до этого доходило, его всегда секли многохвостой плетью для собак. После этого ему нужно было сказать, за что его высекли, и попросить прощения. «Ребенок должен знать, — говорил отец, — в чем его вина». Однажды его высекли напрасно. Поскольку он не мог объяснить, за что его наказали, его секли снова и снова, пока он не придумал какой-то проступок и не признался в нем.

С самого раннего детства пациент враждебно относился к родителям. Его чувство собственной неполноценности приобрело такие масштабы, что он даже не мог себе представить, что в чем-то превосходит других. Его жизнь, как в школе, так и дома, была почти непрерывной цепью крупных и мелких поражений. Он считал, что ему не одержать даже самой малой победы. В школе до восемнадцати лет он всегда был предметом насмешек. Однажды над ним посмеялся даже его учитель, который прочитал его сочинение перед классом вслух, сопровождая чтение ироническими замечаниями.