Повторимся снова: проблема не в глобальном вопросе «Как я обнаруживаю, что я или вы обладаем сознанием?», а в целой серии частных вопросов, имеющих вид «Как я обнаруживаю, что я менее эгоистичен, чем вы; что я могу хорошо делить большие числа, но плохо решаю дифференциальные уравнения; что вы страдаете некоей фобией и избегаете вещей определенного рода; что я более раздражителен, чем многие другие люди, зато менее подвержен панике, головокружению, ипохондрии?» Помимо таких чисто диспозициональных вопросов существует целый ряд вопросов относительно действий и событий типа «Как я обнаруживаю, что я понял смысл шутки, а вы — нет; что вы действуете более отважно, чем я; что я оказал вам услугу из чувства долга, а не из корысти; что хотя я не вполне понял, что было сказано, но потом, прокрутив это в голове, понял до конца, тогда как вы все прекрасно поняли с самого начала; что я вчера тосковал по дому?» В вопросах такого рода нет ничего таинственного; мы прекрасно знаем, что надо делать, чтобы найти на них ответ. И хотя часто оказывается, что мы не в состоянии дать окончательный ответ и останавливаемся на чем-то предположительном, но все равно у нас нет сомнения в том, какого рода информация помогла бы разрешить наши затруднения и каким путем ее можно было бы получить. Например, выслушав мое рассуждение, вы утверждаете, что прекрасно его поняли. Но вы можете заблуждаться или пытаться ввести меня в заблуждение. Если теперь мы расстанемся на день или на два, я так и не смогу проверить, правда ли, что вы меня прекрасно поняли. Тем не менее я знаю, какая проверка могла бы прояснить это. Если бы вы пересказали мое рассуждение своими словами, или перевели его на французский язык, или придумали бы подходящую конкретную иллюстрацию для обобщений и абстракций, содержащихся в рассуждении; если бы вы могли ответить на вопросы по поводу рассуждения, или сделали правильные дальнейшие выводы и указали аспекты, в которых развиваемая мною теория несовместима с другими теориями; или если бы вы смогли на основании данного рассуждения правильно заключить об интеллектуальных и моральных качествах его автора и предсказать дальнейшее развитие его теории, то я не мог бы требовать никаких иных свидетельств, чтобы сделать вывод, что вы вполне поняли рассуждение. И в точности такие же проверки показали бы мне, что я прекрасно понял рассуждение. Единственная разница состояла бы в том, что я не произносил бы вслух формулировки своих дедукций, иллюстраций и прочее, но проговаривал бы их более небрежно про себя в молчаливом одиночестве; и, вполне возможно, я скорее счел бы достаточными свидетельства моего собственного понимания, нежели вашего.
Короче, частью значения фразы «вы понимаете это» является то, что вы способны сделать то-то и то-то и, если будут налицо известные условия, вы действительно это сделаете. А проверкой того, на самом ли деле вы поняли это, является некоторое множество действий, удовлетворяющих консеквенту данных общих условных суждений. Следует заметить, с одной стороны, что нет никакого единичного базисного действия, будь оно внешним или внутренним, осуществляемым «в уме», которого было бы достаточно для установления того, что вы действительно поняли рассуждение. Даже если вы заявили, что испытали озарение и теперь вам все понятно, вам все равно придется взять свое заявление назад, если обнаружится, что вы не можете пересказать рассуждение своими словами, проиллюстрировать его примерами или придать ему другую форму. И вы должны будете признать, что кто-то другой понял рассуждение, если он отвечает на все относящиеся к нему вопросы, хотя бы этот человек и признавался, что у него не было никакого озарения. С другой стороны, следует отметить, что хотя невозможно четко определить, как много и каких именно проверок должен выдержать человек, чтобы о нем можно было сказать, что он прекрасно понял рассуждение, однако всегда бывает достаточно конечного множества проверок. Чтобы решить, умеет ли ребенок делить большие числа, мы не станем давать ему ни миллион, ни тысячу, ни даже сотню различных задач. Конечно, один пример успешно выполненного деления нас еще не удовлетворит, но после двадцати примеров нам все станет понятно, если только примеры были достаточно разнообразными, а ребенок не решал их раньше. Хороший учитель обращает внимание не только на правильный или неверный ответ, но смотрит и на процесс решения. Поэтому он придет к заключению еще раньше, и даже намного раньше, если ребенок опишет ему ход своих действий и объяснит, почему он выполняет именно эти действия, хотя, конечно, многие дети умеют делить большие числа, но не в состоянии описать свои действия и объяснить, почему надо поступать так, а не иначе.