Понюшка ( Snuff )

— Что можно с уверенностью сказать о мертвых, то что они остаются мертвыми, в основном… Ладно, это был трудный день, и еще предстоит длинный путь обратно, а годы берут свое.

— Со стороны, ни за что бы не подумал, командор, — преданно заявил Вилликинс.

Дверь открыл зевающий лакей и едва тот ушел, Вилликинс вытащил из кармана вонючий и отвратительный коготь гоблина и положил его на стол в холле.

— Не слишком похож на ту голову гоблина или как там они ее называют. Поглядите, это кольцо для пальца. Очень похоже на камень. Видите эти крохотную голубую бусинку? Тонкая работа для гоблина.

— Но животные не носят украшений, — ответил Ваймс. — Знаешь, Вилликинс, я уже говорил это раньше, из тебя бы вышел хороший коп, если б не тот факт, что из тебя вышел чертовски хороший убийца.

Вилликинс широко улыбнулся.

— В юности я подумывал о гильдии убийц, сэр, но к сожалению я оказался не из их класса, кроме того, у них есть правила. — Он помог Ваймсу снять сюртук и продолжил: — А у улицы нет правил, командор, за исключением одного, гласящего: «Выживай любой ценой!», и мой дорогой папаша перевернулся бы в могиле, если б я стал копом.

— Но я полагал, что ты не знал своего отца?

— Верно, сэр. Но нужно учитывать факт наследственности. — Вилликинс извлек крохотную щетку и смахнул с ее помощью пятнышко грязи перед тем, как повесить сюртук на вешалку, и добавил: — Порой мне не хватает отца, и я задумываюсь, не пойти ли на кладбище Малых Богов, чтобы покричать: «Папуля! Я собираюсь стать копом!» — а потом проверить, не треснула ли какая-нибудь могильная плита.

Ваймс заметил, что слуга улыбается, и не в первый раз, что было крайне необычно для джентльмена джентльмена, особенно учитывая, что ни один не являлся истинным джентльменом.

— Вилликинс, и я говорю это от всей души, на твоем месте, я бы отправился в Танти и покричал в творильную яму, что у виселицы 29.

Улыбка Вилликинса стала шире:

— Благодарю, сэр. Не нужно говорить, что ваши слова так много для меня значат. Если позволите, сэр, перед тем как отправиться спать, мне нужно положить мой сюртук в мусоросжигатель.

Глава 9

Когда Ваймс примостился рядом, Сибилла повернулась и громко, и тепло всхрапнула. День был длинным, и Сэм впал в некий розовый полубессознательный ступор, который даже лучше сна - просыпаться примерно каждый час оттого, что никто не звонит в колокольчик на улице не слишком здорово.

Снова он проснулся, услышав звук колес проезжавшей по мостовой тяжелогруженой телеги. Несмотря на сон в Ваймсе проснулась подозрительность. Мостовая? Вокруг поместья один треклятый гравий. Он открыл окно и уставился на освещенный луной пейзаж. По окрестным холмам пронеслось эхо. Пара оставленных на ночное дежурство мозговых клеток удивилось: какие полевые работы можно вести ночью? Они тут что, выращивают грибы? Или нужно укрывать турнепс от холодов?

Эта пара сомнений растворились в сонном мозгу словно сахар в чашке чая, просочившись из мозговых клеток в синапс и нейро-трансмиттеры, пока они не прибыли в рецепторы под обозначением «подозрительность», которое, если вы видели медицинские схемы полицейского мозга отлично заметный бугорок, слегка крупнее другого, под названием «способность понимать длинные слова».

Он подумал: «Ага! Контрабанда!» — и со счастливым чувством, и надеждой на будущее он аккуратно прикрыл окно и лег обратно в постель.

* * *

Питание в поместье было обильным и роскошным, и вполне возможно включало все на свете, что могло перевариться в желудке. Ваймс достаточно пожил на свете, чтобы знать о том, что старший персонал забирает остатки еды себе, поэтому всегда старался, чтобы остатки были в достатке. Помня об этом, он положил себе большой кусок окуня и съел все с тарелки, включая четыре кусочка поджаренного бекона. Сибилла только поцокала языком, и Ваймс оправдался, что у него отпуск, а в отпуске можно делать все, чего нельзя делать в обычные дни, заставив Сибиллу добавить, что это включает расследования. К этому Сэм был готов, поэтому ответил, что понимает это и именно поэтому собирается отправиться на прогулку в центр деревни, чтобы поведать о своих подозрениях местному полциейскому, и прихватить с собой на прогулку Сэма-младшего.

Сибилла сдалась, но по тону, которым она попросила захватить Вилликинса, было ясно, что она не верит ни единому слову.

Эта иная грань его жены озадачивала Сэма до глубины души. Сибилла с равной силой верила, что Шнобби Шнобс хороший полицейский, хотя и является не ограненным бриллиантом, и что Ваймсу будет безопаснее в компании того, кто никогда не выходит из дома без уличного арсенала оружия, и кто однажды открыл пивную бутылку чужими зубами. Это верно, но только отчасти.

Сэм услышал звон дверного колокольчика, потом как слуга открыл парадную дверь, последовавшее за этим приглушенный разговор и чьи-то шаги на гравийной дорожке, ведущей вокруг дома к черному ходу поместья. Это было неважно, просто белый шум, и тихое появление лакея, который о чем-то пошептался с леди Сибиллой относился к той же категории.

Он расслышал, как супруга ответила: