Понтий Пилат

— Да это же паразиты на духовном теле Отца моего. Левиты, спекулируя на его заветах, убеждают верующих, что посредниками меж людьми и богом могут быть только они. Любой иудей, где бы он ни жил, каждый год обязан пожертвовать храму дидрахму, и каждый обязан в течение жизни лично принести жертву в храме хотя бы один раз. Хорошо устроились, живя в неге и не зарабатывая хлеб в поте лица своего. Я же говорю: каждый верующий может обратиться к Отцу небесному нашему сам и для этого совершенно не нужен храм Иерусалимский. Воистину это ловушка для душ человеческих, связанная с материальными приношениями, жертвенными животными, которых в итоге племя левитов и съедает — в городе продаётся только кошерное мясо. По своей прежней наивности я верил в силу слова и духовного начала. Сейчас я понимаю: слово не может повлиять на многотысячное племя, сплочённое только личными интересами, да ещё если речь идет об отказе от жизненных благ. Один, два человека от них могут отказаться, но всё племя левитов — никогда. Но понимание пришло ко мне слишком поздно, после совершения мною серьёзных ошибок. Вчера в состоянии невменяемости я стал гнать торгующих из храма и кричал, что они, левиты, устроили из храма божьего торжище, что они всюду ищут выгоду и готовы продать ради этого веру отцов наших, и потому всех их нужно выгнать из храма вон. Мною совершена серьёзная ошибка. Она да трагические события предыдущего дня и должны привести меня к гибели. Вот тогда и схватила меня дворцовая стража за нарушение порядка. Сейчас я не удивляюсь фантастическим обвинениям синедриона — они видят во мне непримиримого врага; к таким же выводам могут придти и другие — пример заразителен.

Галилеянин как бы осекся. Впрочем, главное он сказал.

Но прокуратор задавал уже новый вопрос:

— Как ты относишься к власти кесаря?

Ответ последовал незамедлительно.

— Всё от Бога, Отца нашего небесного. Богу — Богово, кесарю — кесарево.

Прокуратор повернулся к актуарию.

— Изложи наше мнение, Нумизий Руф.

Актуарий вышел вперёд и прочитал подготовленное решение суда. Заслушав мнение сторон, суд прокуратора пришёл к следующим выводам.

— Римским властям нет дела до нарушения галилеянином порядка в Иерусалимском храме, нет дела и до того, как молиться и понимать каноны веры, а также и до роли левитов и первосвященников в иудейской церкви. Обвинения в том, что подсудимый стремится стать царём иудейским и создать в земле иудейской царство небесное, не имеют в документе юридической доказательности. Установлен факт лояльности галилеянина к власти кесаря. Причины волнений среди населения в Иерусалиме приведены без должного анализа. Если отрешиться от предпасхальных приготовлений, как это удалось члену синедриона Озания, можно сделать предположение о стремлении толп иудеев, направляющихся в Иерусалим, уничтожить военные римские подразделения, находящиеся в городе. Данное дело в том виде, в каком оно представлено в преторию, касается юрисдикции или синедриона, или тетрарха Галилеи Антилы Ирода.

— Хорошо. Срочно составь документ за моей подписью и направь его тетрарху вместе, конечно, с галилеянином к нему на суд. Тетрарх прибыл сегодня утром и остановился в своём дворце в Вифседе. Ну да эти варвары лучше нас знают, где находится их царь.

Прокуратор был доволен. Удалось обосновать и перевести дело к тетрарху, ухищрения синедриона ни к чему не привели. Зря галилеянин имел такой обречённый вид и так серьёзно отнёсся к маленьким недоразумениям — подумаешь, побил посуду в храме. А ещё говорят, что пророки могут предвидеть будущее.

Но непонятная тревога сохранилась в глубине сознания:

— Всё-таки пошли человека к дому тетрарха, — тихо сказал прокуратор, — надо знать, чем всё это кончится. А мы продолжим суд.

Прошло около получаса, когда актуарий, наклонив голову к прокуратору, проговорил:

— Прибыл наш человек, посланный к дворцу тетрарха, и рассказывает о странных событиях. Разговор обвинителя Сарейи с тетрархом наблюдался со стороны, был краток и состоял из нескольких фраз:

«Скажи Каиафе, что я в курсе всех событий и не собираюсь таскать для него лепёшки из раскалённой печи. Пусть сам о себе позаботится. А теперь пошёл вон отсюда». Сарейя покрылся красными пятнами и бросился в канцелярию синедриона, а галилеянина стража повела сюда; скоро они будут здесь.

Хотя Нумизий Руф и кончил докладывать, прокуратор положение головы не менял, а значит, хотел услышать его мнение.

— Думаю, — начал тот, — в преторию будут доставлены более обоснованные с юридической точки зрения документы.

— А если перенести разбор данного дела? Проведём его сразу после праздника.

— Существует порядок, — продолжал Нумизий Руф, — по которому все дела, начатые в предпасхальные дни, должны быть закончены не позднее шести часов вечера: осуждённые — вывезены из города, приговорённые к смертной казни — казнены. По моему мнению, традиции не следует нарушать. Игемон знает, чего можно ожидать от иудейской толпы, да и речь-то идёт о полоумном крамольнике — одним иудеем больше, одним меньше.