Смертоубийство происходило, согласно иудейским толкованиям Закона Моисея, вне города, следовательно, толпа со Стефаном должна была пройти через ворота — охраняемые. Но профессиональные стражники, обязанные, казалось бы, следить за соблюдением законов, на взвинченную толпу, волокущую из города человека, не прореагировали. А потом столь же профессионально «не заметили» и того, что та же толпа возвратилась уже без приговорённого, и притом в экзальтированном состоянии удовлетворения. Распоряжался во время казни Савл, как написано, официальный представитель синедриона. Но — о, чудо! — никаких неприятностей с властями у него, несмотря на заметность события, не было.
Так что первосвященников, которые отвели Иисуса к Пилату, гипотетическая ответственность за убийство не пугала по той простой причине, что пугать не могла.
Властей первосвященники могли не бояться ещё и по другим двум причинам, каждой из которых вполне достаточно, чтобы с Иисусом поступить, как впоследствии со Стефаном: с одной стороны, первосвященники в случае осложнений всегда могли спихнуть вину на «неуправляемую» толпу, а с другой, и сами власти не пытались соблюсти юридические формальности.
На то, что власти и в той метанации не беспокоились о соблюдении законности вообще, а по отношению к
Примеры можно умножить, но способному понимать и так всё ясно: первосвященники Иисуса привели в преторию к Пилату не из-за любви к законности и не из опасения перед своим народом, который суть управляемая толпа, и не из страха первосвященников понести наказание за расправу над Безвинным.
Тогда зачем?
Даже ответ в рамках суверенитизма — кто что приобрёл от встречи в претории? — даёт недвусмысленные результаты.
Первосвященникам встреча Иисуса с Пилатом была не выгодна вовсе: существовала вероятность, что Пилат оправдает Иисуса и даже даст Ему охрану, первосвященникам же в таком случае оставалось бы только корчиться от унижения. Пилат мог сделать это по нескольким причинам: или из любви к истине, или просто в пику первосвященникам, которых явно недолюбливал, или по той и другой причинам, вместе взятым.
Иисусу (во всей полноте человеку) замена побиения камнями на распятие несла только продление мучений: то, что смерть наступит непременно, Он знал. Это следует хотя бы из того, что Он многократно пытался сообщить это своим ученикам, да они, желавшие власти, не могли понять. Поход к Пилату для Него означал только прибавление мучений — бичевание, издевательства speculator'а во дворе претории, мучительное бесполезное хождение к Ироду, несение креста. И если Бог эту замену допустил
, то отнюдь не из-за мазохистских потребностей Иисуса, а из соображений спасения — кого-то.Кого?
Симона Киринеянина?
Но Симон как человек не иерархичный или в иерархии мало значимый, легко доступен, следовательно, Провидению легко было организовать обстоятельства так, что он мог оказаться и на пути к месту побиения камнями. Другое дело Пилат, который днём преторию, видимо, не покидал. Чтобы с ним поговорить, был один путь — прийти к нему в преторию Самому.
Да, на вопрос — ради которого из своих собеседников Иисус допустил Своё умерщвление именно через распятие — остаётся только один ответ: ради того, к которому надо было идти в преторию. Эта встреча была нужна именно Пилату — хотя её инициатором был не он.
Встреча Пилату была необходима: видимо, без соприкосновения с Истиной в беседе с глазу на глаз путь к его спасению удлинялся — затягивался мучительный брак, неестественное прокураторство грозило дальнейшей карьерой, умалялось наслаждение от незамутнённой мысли, отдалялась чистота общения с
Мучительное для Иисуса хождение к безнадёжному торчку Ироду, пустопорожнее из-за неспособности тетрарха и его домашних
Можно сказать так: ни за кого другого Иисус так много не пострадал в последние часы Своей земной жизни, как за Пилата
.