Понтий Пилат

Ладно, мертвяки этого не замечают, но вы-то, Учитель, если человек мыслящий, должны были бы заметить?.. А если заметили, то каков будет ваш следующий шаг?.. По отношению к иерархии Церкви?

Ну вот и последний поворот… Дорогой Учитель, вы же самый интересный здесь человек, — но выкто?..

Вот и здание семинарии. Обочины и стоянки забиты иномарками — не случайно студентов в посёлке называют «новыми русскими», хотя именно иномарками торгуют не все семинаристы.

Пришлось проехать чуть дальше и свою отечественную «Газель» поставить там.

Видимо, только закончилась лекция: из учебного корпуса выходили семинаристы. Среди них мелькнуло и знакомое лицо — зятя Р.Н., он тоже преподавал. Русскую литературу и ещё, наверно, какой-нибудь предмет.

Я подошёл.

— О, кто приехал! Приветствую! — на протестантский манер поздоровался первым зять. Во всех протестантских деноминациях форма приветствия почему-то одна, во всяком случае, в России. — Какими судьбами?

— Да вот…

— Опубликовал ещё что-нибудь?

— Да. Второй том.

— Неужели? И давно?

— Пару месяцев.

— Зд`орово. Том! А тут статью напишешь — событие. Стоило ли получать магистра и писать кандидатскую. А ты — том. Завидую. Молодец!

— Я, собственно, заехал с тестем твоим поговорить.

— Не получится, — сказал зять. — Он в маразм впал. Старческий.

— Как в старческий? — не поверил я. — Возраст ещё не тот.

— Тот, не тот, а впал. Полный маразм. Да ты сам можешь убедиться. Вон он стоит. Видишь?

Действительно, стоял. Один — совершенно невозможное по прежним временам обстоятельство.

— Я ещё подойду, — сказал я зятю уже на ходу.

Я подошёл к Р.Н., стоявшему ко мне боком, и поздоровался с ним.

Он смотрел на меня, вернее, в мою сторону и, если видел, то, похоже, не узнавал.

— Узнаёте? Не забыли меня?

Он не ответил. Губы его шевелились. Взгляд был пуст.

Я повёл головой влево-вправо, подчёркнутостью движения заставляя двинуться зрачки глаз Р.Н.Но они остались неподвижными.

Всё было понятно. От действительности этот человек отказался уже и в прямом смысле. Логичное завершение начатого прежде процесса. Но почему? Чтобы не отказываться от лживого мира из американских брошюрочек?

Пытаться заговорить ещё было бессмысленно.

— До свидания! — на всякий случай сказал я. Хотя было понятно, что он меня не услышит. Что ж, чтобы оставаться протестантом и при этом не сойти с ума, надо вообще не думать. Быть в этом, как и все здесь… А вы, дорогой Учитель, задумывались… Но столь не торопясь, что не оставили себе времени, чтобы воздать вчетверо… Не от этого ли и сошли с ума?

Зять стоял на прежнем месте. Он разговаривал с кем-то полным, судя по возрасту, семинаристом. Я подошёл и стал ждать, когда они закончат. Было жарко, конец мая, но полный семинарист почему-то был в пиджаке и в галстуке. Видимо, из общины «старой закалки»: там в жару сопреют в собственном поту, но пиджак во время богослужения не снимут: «Богу угоден достойный внешний вид верующего».

Зять, кстати, тоже был в пиджаке. Но он-то понятно: отец в советское время был большим начальником в адвентистской иерархии в Молдавии. То ли первым, то ли вторым.

Наконец, семинарист отошёл.

— Да уж, несчастье так несчастье, — сказал я. — Но это не старческий маразм. Возраст не тот.

Зять пожал плечами и ничего не ответил.

— А у тебя всё в порядке? — спросил я его.

— Хочешь дом у меня купить? — вопросом на вопрос ответил зять. — Совсем по Чехову — с мезонином.

— А где?

— Вон там, у железной дороги. Старенький, конечно. Но с мезонином. Совсем по Чехову.

— А за сколько?

— Пятнадцать.

— Ого!

За пятнадцать можно было не то что здесь, а совсем под Москвой построить новый, двухэтажный, кирпичный. Если, конечно, строить своими руками. А точно такой же с мезонином, но новый, приятно пахнущий свежим деревом, можно было нанять соорудить за треть суммы. Земля же у железной дороги не стоила ничего.

— Я сам за пятнадцать покупал, — обиженно сказал зять. — За сколько купил, за столько и продаю.

— Приятно слышать, что у преподавателя есть такие деньги. А всё жалуетесь: зарплата маленькая. И это не считая казённой квартиры. По нашим временам…

— Бог благословляет, — пожал плечами зять.

— А почему продаёшь?

— Уезжаем.

— Выгоняют с работы? — с надеждой спросил я.

Если выгоняют, может, он неугодник?.. Несмотря на то, что папа — большой адвентистский начальник? Зять конфликтовал с церковными ворами, нравственным авторитетом для него был упомянутый онанист-эксгибиционист. Или всего лишь «когорта»? Тот онанист, помнится, тоже с ворами конфликтовал. Собственно, и выгнали его с преподавания не когда за руку поймали… точнее, остановили, а спустя год, когда он во всеуслышанье чему-то воспротивился со словами: «А вы не воруйте!»

— Да нет. Просто уезжаем.

— Обратно в Молдавию?

— Нет. Дальше. И навсегда.

— Далеко?

— В Румынию.

— В Румынию?!.. — удивился я. — Странный выбор. Все адвентисты стремятся поближе к деньгам — кто в Америку, кто в Германию, в Скандинавию, если получается. А Румыния-то что? Там такой же экономический разгром, как и у нас. И холуйствование пред Америкой не помогает.

Зять поморщился и ничего не сказал.