Понтий Пилат

И направился к костру — предать очищающему огню последнее звено сковывающей его цепи.

Вокруг огня сидели трое.

На Киника они даже не посмотрели — он для них оказался заслонён хитоном. Цельнотканым. Очень дорогим.

«Нет, это не пастухи», — поняв смысл их взглядов, догадался Киник. И правда, присутствия рядом стада овец не чувствовалось.

Вот и случилось. Впрочем, его предупреждали: на дороге в Самарию грабят!

Грабят — это ужасно: тот, кому достанется хитон, приговорён!

Но как им это объяснить?! Как этим троим объяснить, что привлёкшая их внимание вещь смертельно опасна? Но не только потому, что она его, Киника, вещь, но прежде всего потому, что она — ненужная?..

Ведь не поверят: логос — от постижения, а вера… вера — от внушения. А он, Киник, уже давно освободился даже от поползновений отягощать кого бы то ни было внушениями.

Киник распустил узел пояса и, споро скинув хитон, резко кинул его в пламя костра.

Но до углей ему долететь не дали.

Перехватил ближайший из сидевших, другой стал вырывать, возникшая перебранка грозила перерасти в драку. А вот третий вмешиваться не стал, но, напротив, отсел подальше. И удивлённо рассматривал Киника: что значил его поступок?

— Приятно встретить человека, который не падает на колени. В наше время это редкость… — наконец сказал он.

В нём угадывался человек грамотный. Кто он? Мытарь в бегах? Горожанин, оставивший город? А не случаен ли он в этой компании?

— Сторонись этого хитона, — сказал Киник. — Он — смерть. Он — хуже смерти.

Дерущиеся, чуть не разодрав хитон, наконец решили бросить жребий. Кости легли так, что хитон достался второму разбойнику, одного с Киником роста.

— Судьба! Судьба! — обрадованно закричал он. — О! О! О! Слава Богу! Счастье — моё!

«Судьба?.. Нет, участь!» — пожалуй что и пожалел его Киник.

Выигравший тут же скинул с себя свою ещё достаточно крепкую одежду и переоделся.

— Нужно? — спросил выигравшего третий разбойник, кивнув на брошенную одежду.

— Бери, — усмехнулся выигравший. В миг удачи положено быть щедрым.

Третий сам поднял брошенный хитон и протянул его Кинику.

— А ведь ты не испугался… И сейчас не боишься, — при этом уважительно сказал он.

Киник ничего не ответил. Он ждал того, что не могло не произойти дальше.

Да, сандалии его тоже заметили. Что ж, бери, насладись роскошью… напоследок. Геракл, помнится, уже первую свою дорогую одежду срывал вместе с кусками собственного мяса, да было поздно… Но Геракл, помнится, с себя срывал сам… Сам! На то он и Геракл.

— Иди. Кто знает, может, мы ещё… встретимся… — со странной печалью в голосе сказал третий. — Ты мне… понравился. Это, — он кивнул на доставшуюся Кинику одежду, — всё, что я могу для тебя сделать.

«Большего и не надо», — подумал, но не сказал Киник. Он кивнул и молча пошёл в сторону дороги.

— Спасибо тебе, — донеслись сзади вместе с порывом ветра слова благодарности.

Он не обернулся — вдруг эти слова ему только послышались?..

Киник вышел на дорогу и продолжил свой путь — в Галилею. Что как не размеренный шаг приближает к осмыслению оставляемого?..

Кровь, опять кровь!

Последняя ли?!

Сколько их, смертей, уже было?!

Сначала — любовник жены Пилата, наверняка вместе со слугой, потом — нищий, тоже любимец толпы, вскоре — услужливый соглядатай, а сейчас — этот мечтатель о роскошной жизни. Затем — черёд ряженых легионеров: стоит им кинуть к ногам Уны завязанный в узел окровавленный хитон, и они тоже вскоре будут нечаянно обнаружены… Ведь небосвод взаимоотношений поставленных над провинцией супругов не должен быть затемнён случайными облаками ненужных свидетелей.

Кровь, опять кровь!

Идёт охота, и охота эта — на душу Пилата!

Но в вырытую яму попадает только сам ловчий, и чтобы миновать опасность, надо перестать быть охотником.

Вот такой оберегающий логос…

Киник глубоко вдохнул: воздух был прекрасен предутренней прохладой и ароматом трав. Громадное, как вечность, небо было усеяно ярчайшими звёздами. Говорят, тёмные межзвёздные провалы — это скопища многих и многих рабов собственной участи, а вот на каждую судьбу есть своя звезда.

И эти звёзды непременно дополняют свет друг друга. Так что даже в ночи становится видно прежде сокрытое — до времени восхода солнца.

А какое это захватывающее зрелище — рождение новой звезды! И ведь он, Киник, в этот весенний месяц нисан был свидетелем, похоже, только части этой битвы за душу человека.

Но почему, почему именно так сложилось: наместник — всадник Понтийский Пилат?!..

1998–2000

Москва

Страсти по «пилату» Авторские комментарии к роману «Понтий Пилат»

Теперь наступает черёд логических «Комментариев» к образному «Понтию Пилату» — читатели, насладившиеся первыми двумя томами «КАТАРСИСа», этого стиля, верно, уже заждались.

Будет всё, праздник мысли продолжится теперь на логическом уровне, — но прежде несколько предваряющих слов для тех, кто не знаком с предыдущими томами.