Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства

Рассуждал я следующим образом: раз Владимир-«иудо-внутренник» был полуеврей с, естественно, «иудо-внутреннической» психологией, и во время попоек с «волчьей» дружиной его кровь посредством шлюх непременно «уходила в народ», то в веках она должна сконцентрироваться (подобное к подобному) вокруг двух центров притяжения. Иными словами, через десяток-другой поколений после попоек «равноапостольного» будут два крайних паспортных типа его потомков — нееврей и еврей. Причём пропорция будет не статистическая, а резко смещена в сторону более некрофиличного народа, то есть евреев.

События вокруг гипотетического «Владимира»-еврея будут структурированы в точности так же, как и вокруг Ельцина. То есть, «Владимир»-еврей, как и Ельцин, будет:

— во время митинга залезать на что-нибудь вроде танка и за несколько минут «ставить на уши» толпу-«когорту», а та будет кидаться на «внешников», счёт взаимоистреблённых русских будет идти на миллионы;

— жить во дворцах;

— вести себя, как русский царь, «семья» его (круг особо доверенных лиц) будет известной национальности;

— но, главное, обобранная им толпа будет его именно так и воспринимать.

Когда это у нас был царь-еврей? Кто это во дворцах жил?

Что-то нам училки о таком не рассказывали…

«На уши» ставил толпу, и та шла в бой против своего народа?

Постойте-постойте… А ведь было! Приезжал один на какой-нибудь участок фронта Гражданской, на котором дела Красной Армии были плохи, приезжал на своём знаменитом комиссарском поезде, собирал митинг, доводил красноармейцев до состояния, близкого к безумию, и те шли громить антисионистскую Белую Армию — и ещё как громили! Точно: миллионы жертв.

Троцкий??!!

Я бросился искать о нём материалы.

И тут же выяснилась ошибка, допущенная в «КАТАРСИСе-2», — Троцкий в нём назван «внешником». В первоначальной редакции он был «внутренником», но редактор (известной национальности) настоял, что Троцкий—«внешник». Настоял на том основании, что Троцкий, эмигрировав, отправился не в Соединённые Штаты, центр «внутренничества», а, в конечном счёте, в Мексику (M). Я не сопротивлялся: всё, что запало в память о Троцком, ограничивалось описанием истеричного состояния красногвардейцев на фронтах Гражданской, когда Троцкий на митинге произносил всего несколько слов. С «внешниками» такое «внутренник» сделать не может.

А вот «иудо-внутренник» с «когортой» ещё как!

Но тогда такую, казалось бы, очевидную мысль, что Преступление изменило психологический облик планеты и появившиеся в Гефсимании новые мировые силы постепенно поглощают древние иерархии, я ещё не смог сформулировать.

Я не виню редактора (M): он, с логически-профессиональной точки зрения, поступил безукоризненно. А вот я виноват: отказался от внутреннего голоса. Задумывался бы о проблемах родовой памяти — может, и не отказался бы. И не остановило даже то, что ни одного «внешника» среди евреев я не встречал. Извините, дорогие читатели! Виноват.

Лейба Давидович Бронштейн («Троцкий» — псевдоним), был «полноценным» евреем, и, как и его предки, вполне законченным «иудо-внутренником». Даже во время голода Гражданской, когда в городах честными людьми и картошка-то воспринималась за деликатес, он в своём комиссарском поезде купал свою подругу Рейснер в ванной с шампанским. Но даже если Рейснер врёт, и ванна была не с шампанским, то всё равно сохранились записочки Троцкого на провиантские склады, в которых он требовал себе дичи (не домашней птицы, а именно дичи!) и артишоков с прочей зеленью — эта записка датирована 6 мая! Надо полагать, что требования выполнялись, потому что, как отмечено в мемуарах Троцкого, все тыловые склады оказались во власти хлынувших в Россию евреев (а в ЧК — латышей).

Троцкий во дворцах жил всегда. Даже после того, как Сталин выпер его из Кремля в ссылку в Алма-Ату, Троцкий устраивал истерики до тех пор, пока ему не были предоставлены апартаменты много роскошней, чем те, в которых жил сам глава новой администрации.

Когда Сталин выпер Троцкого ещё дальше, за границу, он поселился во дворце бывшего паши. Так же Троцкий поступал повсюду — во Франции ли, в Скандинавии ли или ещё где. Про Мексику и говорить не приходится — тамошний дворец для Троцкого по внутреннему убранству был всем дворцам дворец. Не будь нижайшего предложения занять этот дворец, Троцкий оказался бы не в Мексике.

Интересно не то, что Троцкий воспринимал себя российским царём. Много интересней то, что таковым его — еврея! — воспринимала российская толпа. И в Революцию, и в Гражданскую, а тем более после смерти Ленина повсюду на тех самых местах, где прежде висели портреты Николая II, толпа устанавливала портреты отнюдь не Сталина, а Троцкого. Троцкого, судя по мемуарам, делали из всяких материалов — в том числе из цветов и мамонтовой кости.