Пообещай мне счастье

Пилот вертолета приземлился на снежном поле, и Гуннар, выйдя, стоял перед погруженным в темноту домом своего детства. Он купил его несколько лет назад просто для того, чтобы дом оставался в неприкосновенности. Он пересек унылое, пустое снежное поле и толкнул дверь. Дом промерз насквозь, огонь в очаге погас за эти долгие годы. Было странно видеть это место без единого тлеющего уголечка. Трубка все еще была там. Гуннар подошел и дотронулся до нее. Он не был уверен, почему оставил ее здесь в прошлый раз. Почему не забрал ее с собой. Он провел все эти годы, убегая от того, какую сильную боль причиняли детские воспоминания об этом месте и о совершенной им непоправимой ошибке. Гуннар прошел в заднюю спальню, где одеяло, сшитое его бабушкой, все еще расстелено на кровати. Это было единственное место, где его искренне любили. Любовь, которую он не заслужил. Любовь, которую он растратил впустую. И теперь он снова получил предложение любви, предложение жизни от Олив. Как он мог принять ее любовь? Он увидел что-то более блестящее, что-то, что считал лучшим. И он так непоправимо и отчаянно ошибался. Он украл у самого себя жизнь, полную тепла, любви и простоты. Променял это на ярость и запертую комнату. Он променял это на годы, когда жил с человеком, который делал все возможное, чтобы лишить его человечности. В те годы, наполненные пониманием непоправимости сделанного, он держался только воспоминаниями о детстве. Помнил, как дед учил его справляться с гневом. Какой мягкой и любящей была бабушка. Он предал их. Они умерли, так и не увидев его больше. Как он мог принять любовь сейчас? Зная, как мало он мог доверять своему собственному сердцу? Возможно, все же пришла пора ему довериться. Потому что однажды ему была дарована любовь. И это было остро, ясно и ярко. И это была такая же любовь, которую он видел отраженной на лице Олив. Его Оливка. Он думал, что чувства давно умерли в нем. Он оскорбился ее предательством, потому что было легко использовать ту старую ярость, ту старую обиду на то, как он ошибся в своем отце. Гораздо проще, чем признаться самому себе, что всегда любил ее. Конечно. Она была для него всем, и была такой все это время. Не так давно он думал, что если бы был другим мужчиной, то полюбил бы ее. Он просто отчаянно старался не называть это так, потому что часть его знала… Если он хотел любви, то должен был считаться со своим прошлым. Если хотел любви, Олив была права. Он должен был отпустить это. Сохранить то, что согревало его, и отложить в сторону то, что причиняло ему боль.

Ему предстояло сделать одну вещь, как бы тяжело это ни было.

- Мне жаль, - сказал Гуннар, его дыхание выходило туманом, извинения витали в воздухе. - Мне так жаль, что я оставил вас. Я не ведал, что творю, и был ослеплен. Мне было плохо и одиноко без вас, я знаю, что вам без меня тоже. Мне очень жаль. Простите меня, мои единственно родные люди, дедушка, бабушка…

Он приводил в этот мир ребенка. Возможно, это означало найти прощение для мальчика, которым он был. Мальчика, который вступил в жизнь, полную холодных манипуляций, которые сделали его отчаянно несчастным. Его грехом было доверие к отцу, которого он не знал. Его грехом была любовь к отцу, который этого не заслуживал. Неужели это было так непростительно? И Гуннар вдруг понял, что не сможет дать своему ребенку ту жизнь, которую хотел, не рискуя собой. Он не мог получить Олив, не рискуя собой. Она была яркой, красивой женщиной, которая постоянно показывала ему, что она ему ровня во всех отношениях, и он пугался. Он не давал ей всего, что мог, из страха. Хотел доказать, что он лучший, вел себя так, как будто это ставило его выше ее. Он оскорбился в лучших ожиданиях, узнав о ее проступке. Но правда заключалась в том, что Олив была готова пойти на все ради любви к своему отцу. Олив была готова рискнуть собой, чтобы сказать ему, что любит его. А он еще ни разу не рисковал ради нее. Олив была храброй. Она была единственной, кто был честен. Он не заслуживал ее. Он был недостоин ее. Теперь внезапно, как свет во тьме, он узнал правду. Это проникало в самые глубины его души и не давало ему возможности лгать себе. Он очень долго любил Олив. Только его трусость удерживала его от признания, что это так. И если он хотел быть хоть наполовину таким мужчиной, какой она была женщиной, должен был все изменить сейчас. Для чего быть человеком, выкованным в огне, человеком, чья кровь взывала к битве, если он не станет сражаться за единственное, что имело значение. Чего бы это ни стоило.

Она была несчастна. Она наплакалась, а потом уснула в их постели. Что ж, это была их кровать. Что будет дальше, будет зависеть от того, что он сделает. И она ждала, когда он вернется. Ожидая увидеть, на что будет похожа ее жизнь. В любом случае теперь она никогда не останется одна, - с ней всегда будет ее, их общий ребенок.