Пообещай мне весну

Мама малыша лежала в большой клетке, на подстилке из нескольких одеял, рядом валялся плюшевый мишка. Когда я встала на колени, она подняла на меня глаза. Красивые нежные глаза, характерные для золотистых ретриверов. Она выглядела такой несчастной, как будто совсем отчаялась.

Я подняла голову и сказала Марлен:

– Я забираю ее.

Марлен взглянула на Анну с удивлением – она не ожидала, что стрелы Купидона действуют так быстро и эффективно.

– Думаю, мне не хватит энергии для ухода за щенком. Вы же видите, как между нами прямо сейчас создается связь, правда?

Они засмеялись. Но я говорила совершенно серьезно, я тоже втайне мечтала, что кто-то откроет клетку и освободит меня, и мне казалось, что собака меня понимает.

Занимаясь бумагами, Марлен сказала, что, скорее всего, оставит малыша себе. Я почувствовала облегчение. Через полчаса мы втроем ехали домой. Снежная буря еще не утихла. Анна гладила красавицу собаку, которая спокойно сидела на том же месте, где час назад вертелся ее малыш.

– Ты сделала правильный выбор. Кажется, она улыбается! Точно, смотри! Как ты ее назовешь?

Я не отрывала глаз от дороги. Снова есть что рассказать психологу: за одно утро я обменяла полную жизни собаку на другую, которая просто хотела продолжать жить.

В этот момент сильный порыв ветра накренил внедорожник, и я еще крепче вцепилась в руль.

– Вьюга. Ее будут звать Вьюга.

Тайна

Я сидела на полу, пытаясь надеть на Вьюгу новый розовый ошейник, и тут ворвался Фред. Он провел рукой по волосам – обычный жест, когда он бывал расстроен. И начал ходить взад-вперед.

– Что-то случилось в ресторане?

– Я им нагрубил.

– Кому?

– Твоей матери и Этьену. Я был по горло занят свадебным меню, и, когда Этьен схватил меня за руку, чтобы я их выслушал, я сорвался.

– Но ресторан сегодня закрыт для клиентов, зачем ты открыл им? Для них нет особых условий, ты работаешь, вот и все.

– Они зашли через черный вход на кухне.

Я была в ярости. Они были наглее, чем я думала.

– Я разберусь.

– Ты не в том состоянии.

– Безусловно! Я не в состоянии их терпеть!

Я не закричала, а заорала, выбежала из гостиной и изо всех сил хлопнула дверью маяка. Прыгнула в машину и умчалась, решив свести с ними счеты раз и навсегда. Приехав к матери, я не нажала на звонок, а постучала в дверь – прямо как в кино, признак чрезвычайной ситуации. Пять сильных ударов, пауза, и снова, еще громче. Я уже начала стучать по второму разу, когда мать приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы выглянуть наружу, загородив то, что внутри.

– Фабьена? Мы как раз собирались к тебе…

– Отлично, вот и я!

Я толкнула дверь и вошла. В дверях кухни стоял Этьен, скрестив руки.

Я не удивилась, увидев его здесь, – мать была своего рода наставницей во всем, что касалось его личной жизни, которую он, кстати, неплохо скрывал.

– Присаживайся, мы хотели с тобой поговорить.

Сценарист переставил сцены? Я уехала с маяка с твердым намерением разобраться с ними, но, похоже, это они собрались что-то прояснить. Этьен пододвинул мне стул, предложил воды. Говорил о погоде, о моей вечеринке. Очень непривычно. Мать смотрела на нас, но была как будто далеко. Внезапно она перебила Этьена.

Она принялась твердить, что мне ничего не сказали раньше ради моего же блага, что не надо злиться на Этьена. Что это она попросила его хранить секрет. Когда он положил ладонь матери на руку, мне стало смешно.

– Да хватит уже прятаться, я все знаю. Вы влюблены друг в друга и думаете, что я стану вас осуждать? Да мне-то какое дело? Лично меня волнует, что вы мешаете Фридриху работать. Я хочу заботиться о себе, не доказывая вам, что больна. Да, моя болезнь невидима, но, если вам надо что-то конкретное, чтобы вы оставили меня в покое, я могу рассечь себе лоб, сломать ногу, ребро! Вы мне наврали – я вам наврала. Мы квиты. Ну и истории любви, вроде вашей, никого уже давно не шокируют, если вам нужно мое мнение.

Они сокрушенно переглянулись.

– Да что ты, Фабьена, ты ошибаешься. Мы не пара… Этьен – друг семьи, ты же знаешь, он мне как сын.

Я начинала раздражаться. Этьен кивнул матери. Они переговаривались с помощью взглядов, которые я не могла расшифровать.

– Ты помнишь, как мы познакомились? Каждую субботу после обеда я стриг у вас газон.

– Да, прекрасно помню. Ты хочешь, чтобы я нашла тебе работу? Хочешь стричь у меня лес?

Они не засмеялись.

– Аварии не было. Это я его нашел.

– Кого?

– Это я нашел твоего отца повешенным в гараже.

Переварить койота

– Ешь!

– Я не голодная.

– Положи кисточку. Никуда твоя картина не денется, пока ты ужинаешь.

Анна смотрела, как я ковыряюсь в тарелке. После поездки к матери я проводила дни и ночи наверху, у себя в мастерской, покрывая краской все попавшиеся под руку холсты. Это лучшее, что я могла сделать, чтобы голова не взорвалась. Сцена по кругу повторялась у меня в голове – рот Этьена, произносящий «это я нашел твоего отца повешенным в гараже».

И их лица, когда я закричала.

– Я переживаю за тебя, Фаб, – сказала Анна.

– Я на маяке среди леса и пишу картины. Может, это и странновато, но не опасно.