Пообещай мне весну

В Доме «Тропинка» была тяжелая обстановка для такого солнечного утра. Похоронная служба приезжала уже в четвертый раз с начала выходных. Я представляла себе, как Смерть сидит в гостиной и бросает кости, а потом идет к тому, чей номер на двери совпадает с выпавшим на кубике.

Пока Анна помогала Фридриху с едой, я зашла в кабинет к Лии. Хоть она уже не раз говорила, что мне не нужно спрашивать ее разрешения, чтобы помыть полы или поговорить с пациентом, я чувствовала себя спокойнее, получив ее одобрение.

Крики из комнаты номер восемь становились все громче. Оттуда выбежала женщина, за ней – мужчина, и они продолжили ссору в коридоре.

– Нам здесь стервятники не нужны! Ты уже получил свое наследство: сколько раз мама вытаскивала тебя из дерьма!

– Зато в отличие от тебя, я всегда был рядом! Бухой, но рядом!

– Это полный бред!

Я стояла перед ними, прекрасно зная, что их место не здесь, а в гостиной для семей пациентов. Они кричали все громче, и я собралась с духом, чтобы хоть немного их угомонить.

– Простите. Пожалуйста… пойдемте за мной.

Как дети, которых застукали за хулиганством, они замолчали и пошли за мной наверх, где дежурил Микаэль, соцработник. Спускаясь, я подумала: должно быть Маргерит Дюссо не сменила комнату, как того хотела, а те двое, кого я выпроводила – вероятно, ее дети. Уж очень они были на нее похожи. Мне стало любопытно, и я заглянула к ней узнать, как она чувствует себя после этой мерзкой сцены.

В прошлый раз она выглядела хорошо, и меня удивило, как сильно она изменилась. Лицо было серым и усталым. Она лежала на кровати в окружении фотоальбомов.

– Я пришла спросить, как у вас дела.

– Ты их видела? До чего неблагодарные. Двое детей, которые никак не дождутся моей смерти, чтобы получить деньги. Даже в свои 45 и 48 они ведут себя как два избалованных младенца. Это моя вина, я всегда давала им все, чего бы они ни попросили, мало бывала дома. Мне столько хотелось бы им рассказать, но их интересует только мой банковский счет.

Она была права: ругаться в присутствии матери из-за наследства – безусловная неблагодарность, но я удержалась и не стала поддакивать.

– Иди сюда, посмотри.

Я села в изножье кровати, и она открыла альбом. На каждой странице были аккуратно приклеены фотографии, все они были подписаны от руки. Маргерит в поле, Маргерит с друзьями, беременная Маргерит…

Она проводила пальцами по лицам людей, которых мне показывала, листая альбом.

– Кем ты работаешь?

– Я художница, но мне бы хотелось делать больше.

– Другую профессию?

– Может быть, когда мне станет лучше.

Мне не хотелось выглядеть человеком, который ходит из комнаты в комнату, хвастаясь идеальной жизнью. В Доме «Тропинка» надо разговаривать честно.

– Ты болеешь?

– Я в депрессии…

Ее лицо изменилось. Она похлопала рукой по кровати рядом с собой. Я поняла, что она просит меня сесть поближе. Она отодвинула несколько альбомов, выбрала один, перелистала, закрыла – и так несколько раз, пока не нашла то, что искала.

Она приподняла пленку, покрывавшую страницу, и открепила пожелтевший квадратик. На фотографии стояла молодая женщина рядом с коровой. Что-то меланхоличное было в этом снимке.

– Не поверишь, но эта семнадцатилетняя девушка дьявольски мучилась. Я была сиротой, нас с братом приютил дядя. Он твердил нам, что мы и мечтать не должны бросить его ферму и что в любом случае ни одному работодателю не пригодятся наши куриные мозги. Сколько раз он обзывал нас куриными мозгами! Он был жестоким и любил нас припугнуть, чтобы мы чувствовали его власть. Вот эта большая корова – я назвала ее Люсеттой – была моей единственной подругой. Я рассказывала ей все свои тайны. Она смотрела на меня огромными черными глазами, и я до сих пор уверена, что она меня понимала. В тот день, когда дядя догадался, что я к ней привязалась, он отправил ее на скотобойню. Тем же вечером я собрала вещи и сбежала в город. С помощью бабушки я решила попытать счастья и стать медсестрой. Наелась я там хлеба и сухого молока, в общежитии. Но, получив диплом, я решила идти дальше и окончила мединститут.

Я слушала, а она листала страницы. На многих фотографиях ее окружали пациенты, часто – дети. На каждой она улыбалась как человек, выигравший пари.

– А дядя? Он знал?

– Когда он заболел, брат упросил меня вернуться, чтобы ухаживать за ним.

– И вы поехали?

Я сидела на ее кровати по-турецки и слушала, как маленькая девочка слушает сказку на ночь.

– Да. Я была рада повидать животных, подышать деревенским воздухом. Когда я поднялась в комнату к дяде, то дала ему понять, что теперь у меня своя жизнь в городе и меня ждут пациенты. Я не могу им заниматься, но я уговорила коллегу дежурить у его постели вместо меня. Я спустилась за коллегой, а вернувшись, представила их друг другу. Видела бы ты его лицо, когда он понял, что я принесла ему курицу! Я положила ее к нему на кровать и уехала.

Мы долго смеялись. Каков финал!

– А ваш брат?

– Когда дядя умер, он наконец-то покинул ферму и выучился на краснодеревщика. Стал лучшим в городе.

– Я завидую вашим куриным мозгам!