Пообещай

– Я легче. Я не скриплю.

– И говори тише.

Вжикнула и соединила разрез на джинсах молния; в ворот майки-поло пролезла вихрастая после сна голова.

– Может, лучше поздороваемся с ними? Спросим, как проехать к виноградникам Эрла?

– Сами найдем. Все сами!

Она не стала спорить.

Им, как ни странно, удалось пробраться к спрятанному в кустах скутеру незаметно. И так же незаметно завести мотор. А уже спустя минуту они уносились от чужого гостеприимного амбара с радостным смехом и улюлюканьем.

* * *

(André Gagnon – Le Pianiste Envolé)

Дар обнимал Эмию, и их обоих обнимал речной бриз. Трепыхался, растянутый по ветру, шелковый лиловый шарф с лавандовым принтом.

Старик Эрл обрадовался и вернувшимся постояльцам, и матрасу с постельным бельем – «не заметил», что грязное. А после преподнес «молодым», коими он видел пару, подарок в виде двух билетов на небольшой теплоход, курсирующий по озеру Тволь до Бенде и обратно.

«Бенде, – был убежден, Эрл, – лучший город для влюбленных, только он мог усилить романтику, потому что «он сам – романтика». И пожилой владелец виноградника усмехнулся в усы своим собственным воспоминаниям.

Озеро ласковое, широкое. А по берегам утонувшие в зелени особняки, тянущиеся ввысь кипарисы, белокаменные балюстрады, но с каждым метром все дальше, мельче, не разборчивее.

Плавно качалась под ногами палуба; они стояли, обнявшись, прижавшись друг к другу, как немые. И не нужна речь. Его крепкие плечи и ее обнимающие руки; он смотрел поверх ее головы на один берег, она, прижавшись щекой к его уху, на другой, но внутри они видели лишь друг друга. И вновь миг – их собственная вечность, их новая ветка времени, наполненная чувствами на подушечках пальцев, на трещинках губ, на кончиках развевающихся волос. Искорки сладкой боли в глубине глаз и нежелание, чтобы что-то менялось.

«Будешь со мной?»

«Буду».

«А ты?»

«А я уже. Всегда».

В какой-то момент Дар отстранился от Эмии, заглянул той в глаза – серьезный, беспокойный.

– Что за Суд тебя ждет в конце?

Раскатисто и басовито фырчал мотор парохода; из ресторана на крытой палубе тянуло съестным.

– Не знаю, – ей не хотелось об этом. У них бесценные, трепетные мгновения – зачем терять?

– Так нас обоих в конце месяца… ждет расправа?

Ей бы кивнуть, улыбнуться, что шутка, но не шутка. Да и Бог с ним.

– Мы все узнаем, когда придет время.

Кажется, ее слова скрал ветер. Но Дар услышал, прошептал:

– Я бы защитил, если бы мог…

– Знаю. Только не надо, потому что все… это… – мой выбор.

– Хороший выбор, – он улыбался, – мне нравится.

Эмия закрыла глаза и уткнулась носом в ворот белой рубахи.

* * *

Бенде пах прогретыми на солнце булыжниками и розовыми кустами.

Впервые попав на заморский рынок, расположенный на уютной центральной площади, Дар одевал Эмию, как любимую куклу: шляпка, новый платок, ожерелье из белых бус, духи… Забыл, что Боги в вещах не нуждаются, запамятовал даже, что деньги «не свои».

А она улыбалась. Любила его взглядом и взмахом ресниц, нежным изгибом губ, тянущейся следом за его ладонью.

– Хочешь марципановую розу? Ты его пробовала – марципан?

Она качала головой. (Он скрыл, что и сам ни разу не пробовал.)

Галантно помог освободить цветок от хрустящей прозрачной упаковки, важно ждал, пока любимая прожует кусочек, впитал в себя ее восхищение так, будто это он кондитер, а не какой-то там «мсье Контьер», и только после этого откусил шоколадный лепесток сам.

А после долго мычал от удовольствия, катал на языке рассыпающуюся в сладкую пыль начинку со вкусом миндаля, слизывал с пальцев шоколад.

После, окрыленный неведомой идеей, внезапно предложил:

– А давай в ювелирный?

– Зачем?

– Увидишь.

Они поднялись по побитой дождями каменной лестнице туда, где в стене старого здания была вмонтирована вполне себе современная белая дверь – металлическая, судя по весу. Надпись на окне сообщала, что сегодня желающим повезло – «на все брачные кольца скидка двадцать пять процентов…» Эмия бы про кольца не поняла, если бы под текстом не красовались два овальных кружочка и сидящие поверх голубки с розой в клюве.

«Повезет кому-то».

Среди обитых бархатом стен, неярких ламп, но ярко блестящих украшений в коробочках с сатином Дар отыскал для Эмии тонкую золотую змейку – браслет. Но не на запястье – на лодыжку.

– Ой, я так не могу… Неудобно, наверное.

– Удобно. Попробуй.

Дар, склонившись, застегнул ей подарок сам; дородный продавец с крупным носом и толстыми губами смотрел на посетителей одобрительно.

После Эмия долго рассматривала сверкающее над ремешком белых лаковых туфель «дополнение» и, кажется, краснела.

– Проголодалась?

Дарин впервые чувствовал себя рыцарем рядом с прекрасной принцессой: обул, одел, одарил – в общем, позаботился. Осталось накормить.

– Да. Только зайдем в еще один магазинчик – я на углу видела.

* * *