Да, я всегда восхищалась своим отцом, его талантом, характером, поступками, тем, что он живет ради мамы и нас, детей. Но моя первая детская влюбленность — это Эмиль. Я никому об этом не говорила, ему — тем более, но потом, когда подросла и начала уже с более серьезным интересом поглядывать на мужчин, всех сравнивала с ним. И все проигрывали ему. Потому и каких-то серьезных увлечений у меня не было — не нашла я того или тех, кто бы мне подошел. Зато, благодаря Эмилю, я знаю, как мне нравится и как заводит это осознанное подчинение, этот легкий испуг перед женщиной, значимой для него — боязнь не угодить, разочаровать… Выдрессированная школами наложников покорность — это не то; и показная дерзость, чтобы заинтересовать госпожу — это тоже не то.
Может, конечно, я просто чувствовала любовь Эмиля ко мне, как к собственному ребенку, а вовсе не как к девушке-госпоже, а теперь хочу так же купаться в искренней любви уже выбранного мною мужчины… все может быть. Кстати, Эмиль точно понятия не имеет о том, что он мое подростковое наваждение, иначе он бы с ума сошел от чувства вины и, возможно, от страха, что его заподозрят в измене. У меня даже мысль когда-то была попросить его у мамы, но… я бы сломала ему жизнь, потому что он однолюб. Так что хорошо, что не сделала глупость в свое время; а вот сейчас, наверное, можно и посмеяться над этими детскими мечтами.
Зато, благодаря его примеру, я знаю, какие мужчины мне нравятся. Конечно, Ильнар внешне — полная противоположность классическому венговскому блондину Эмилю, но что-то есть у него в характере такое, что меня привлекает, к тому же, мне кажется, он будет предан мне до смерти.
Глава 15
Глава 15
Эрик, чувствуя приятную усталость, положил голову Хельге на колени, надеясь, что не ведет себя слишком нагло.
Нет, все было в порядке — Хельга, довольная представлением и последующей игрой, гладила его по волосам, по лицу; а ему как раз хотелось нежности — и он был безумно благодарен своему происхождению и, прежде всего, своей матери, тому, что благодаря ее защите он мог быть у венговской госпожи на особом положении. Сколько он наблюдал горьких историй о том, как мужчина за всю жизнь не получал и крупицы той любви и ласки, которую щедро отсыпали ему, а ведь многие из этих мужчин безумно любили своих госпожей или, если им везло, своих жен, были невероятно преданы им.
Эти мысли всегда рождали у Эрика комплексы — ему казалось, что он недостаточно хорош для настоящей венговской госпожи, не соответствует образу идеального наложника или мужа. Казалось, что только вопрос времени, когда Хельга это поймет, и посмотрит на него с разочарованием — несмотря на данную ему свободу, несмотря на ее особое отношение, он ее разочарует. Поводов-то предостаточно.
«Надо было пороть, пороть и пороть» — самокритично подумал Эрик о своем воспитании, вспоминая, что мама и не наказывала его физически, как было принято у других. Могла бы сломать его, как положено, чтобы он о глупостях не задумывался, и разрешение женщины хотя бы только дотронуться до нее воспринимал как величайшее счастье.
Нет же, родители(невероятно для венговского мальчика, но отец тоже жив, и принимал участие в его воспитании, и полное право голоса имел) пошли по самому трудному для него пути — дали свободу выбора. Они, он совершенно в этом уверен, и на Землю бы могли его отправить, и обеспечить там всем необходимым. Но на другую планету он сам не хотел — страшно, скучно и тоскливо без семьи; не авантюрист он — это он мог совершенно точно признать. А от добра добра не ищут — не хочет он совершенно покидать свою родную планету. И он хочет, чтобы у него была госпожа, но на его условиях — та, которую он выбрал, та, которая позволит ему быть таким же свободным, как в родном доме. Смешно самому от таких мечтаний — мало ему того, что есть, надо еще потребовать от каких-то высших сил самого лучшего и из земного, и из венговского.
«Пороть, пороть, и еще раз пороть, — снова подумал он, уже почти засыпая. — Вон, в школе был рад, когда задания выполнял, когда наказаний избегал. А сейчас слишком много думаешь и много хочешь.»
По дороге из гостиницы домой Хельга завезла Эрика в магазин мужской одежды, как оказалось, инопланетного покроя. Проигнорировав девушку-консультанта, она сама выбрала темно-серый, классического инопланетного покроя, костюм, причем не подделку или копию, а достаточно известную недешевую марку.
Вышедшим из примерочной Эриком она откровенно залюбовалась: вылитый инопланетник, но красивее, утонченнее, и желаннее любого из них. Стройная широкоплечая фигура, облитая тканью дорогого костюма — Хельга достаточно времени провела вне Венги, и умела ценить непривычное для ее соотечественниц облачение инопланетных мужчин; темные волнистые волосы идеальной длины — такая прическа могла бы подойти и эксцентричному землянину, веселые глаза и почтительное поведение.